История политических и правовых учений

7. Судейские чины теряют свою кажущуюся независимость. Как и прочие должностные лица общества, они должны были впредь избираться открыто, быть ответственными и сменяемыми.

Маркс полагал, что, если бы коммунальный строй установился в Париже и второстепенных центрах, старое централизованное правительство уступило бы место самоуправлению производителей и в провинции. Делегаты должны были строго придерживаться mandat imperatif (точной инструкции) своих избирателей и могли быть сменены в любое время.

По Марксу, Коммуна была, по сути дела, правительством рабочего класса, результатом борьбы производительного класса против класса присваивающего; она была открытой, наконец, политической формой, при которой могло совершиться экономическое освобождение труда. «Она хотела сделать индивидуальную собственность реальностью, превратив средства производства, землю и капитал, служащие в настоящее время прежде всего орудиями порабощения и эксплуатации труда, в орудия свободного ассоциированного труда. — Но ведь это коммунизм!»

Ф. Энгельс в письме А. Бебелю (18—28 марта 1875 г.) также проводит мысль о Коммуне как отмирающем государстве, о «полугосударстве». «Следовало бы бросить всю эту болтовню о государстве, особенно после Коммуны, которая не была уже государством в собственном смысле слова».

В российской Конституции сегодня местное самоуправление как бы отделяется и даже противопоставляется государству. Представляется, что идея эта заложена еще в названном письме Энгельса, в котором он отвергает возможность «народного» и «свободного» государства, противопоставляя ему коммунальное устройство. «...Когда становится возможным говорить о свободе, тогда государство как таковое перестает существовать. Мы предложили бы поэтому поставить везде вместо слова “государство ” слово “община” [Gemeinwesen], прекрасное старое немецкое слово, соответствующее французскому слову “коммуна”».

В работе «Критика Готской программы» Маркс изложил идеи о двух фазах развития коммунистического общества. Это было своевременно, поскольку после слома старой государственности и государство, и право какое-то время остаются. В первой фазе мы имеем дело не с таким коммунистическим обществом, которое развилось на своей собственной основе, а, напротив, с таким, которое только выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет еще родимые пятна старого общества. Отсюда Маркс делает вывод, который потом долгое время воспроизводили советские юристы: «Поэтому равное право здесь по принципу все еще является правом буржуазным...» Это равное право в одном отношении все еще ограничено буржуазными рамками. Право производителей пропорционально доставляемому ими труду; равенство состоит в том, что измерение производится равной мерой — трудом. Но один человек физически или умственно превосходит другого и, стало быть, доставляет за то же время большее количество труда или же способен работать дольше; а труд, для того чтобы он мог служить мерой, должен быть определен по длительности или по интенсивности, иначе он перестал бы быть мерой. Это равное право есть неравное право для неравного труда. Оно не признает никаких классовых различий, потому что каждый является только рабочим, как и все другие; но оно молчаливо признает неравную индивидуальную одаренность, а следовательно, и неравную работоспособность естественными привилегиями. Поэтому оно по своему содержанию есть право неравенства, как всякое право. Далее: один рабочий женат, другой нет, у одного больше детей, у другого меньше, и т. д. При равном труде и, следовательно, при равном участии в общественном потребительном фонде один получит на самом деле больше, чем другой, окажется богаче другого и т. п. Чтобы избежать всего этого, право, вместо того чтобы быть равным, должно бы быть неравным. Но эти недостатки неизбежны в первой фазе коммунистического общества, в том его виде, как оно выходит после долгих мук родов из капиталистического общества. «Право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества».

«На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способности, каждому по потребностям!»