Евреи в большом количестве проживали только в Курляндии и в Риге. Причем в Курляндии на евреев приходилась более или менее значительная часть жителей всех городов, а отдельные участки были заняты ими в преобладающем порядке. В Риге же, где евреи получили право на длительное пребывание только в 1835 году, к концу столетия их численность составила уже 26 000 человек. Однако их количество росло и в лифляндских городах.
С введением в действие в 1892 году нового русского «Городового положения», которое, в частности, заметно усилило надзорное право в отношении городского самоуправления, трехклассная система в проведении выборов была отменена, однако право голоса по-прежнему определялось имущественным цензом (владением имуществом, наличием торгового дела, ремесленной мастерской и т. д.). Причем этот ценз был настолько высок, что число избирателей снизилось. В то же время это позволило сохранить немецкое большинство в городских собраниях депутатов и тем самым германское управление такими городами, как Рига, Дорпат, Пернау, Хапсаль, Вейсенштейн, Митава и Газенпот, вплоть до начала Первой мировой войны.
Леттам же удалось добиться большинства и изменить национальный характер городского управления, в частности, в 1897 году в Вольмаре, в 1898 году в Тукуме, в 1902 году в Кандау и в 1906 году в Вендене. Соответственно эсты смогли сделать то же самое в 1902 году в Везенберге, в 1904 году в Ревале и в 1906 году в Верро. Последний, правда, вплоть до Первой мировой войны сохранил своего немецкого главу.
В этой связи нельзя не отметить, что упадок немцев в небольших городах привел к угасанию в крае важнейших центров германской общественной жизни.
Русификация
В лице Александра III в марте 1881 года на трон взошел представитель русской национальной партии, и впервые при смене императора прибалтийские привилегии не были подтверждены. При этом император неоднократно дал понять, что он стремится к слиянию остзейских провинций с остальными частями империи и поэтому правовую основу этих привилегий более не признает.
Внезапный поворот, самый серьезный со времен политики обращения в православную веру 1840-х годов, произошел во всей национально-политической обстановке в Лифляндии, когда Александр III в январе 1882 года поручил национально-этатистически[271]
ориентированному сенатору (будущему министру юстиции) Н.А. Манасеину провести ревизию положения дел в Лифляндии и Курляндии. Несмотря на предупреждения со стороны хорошо информированных друзей в Петербурге, прибалтийское дворянство само инициализировало эту ревизию, но оказать влияние на настроения проверяющего лица возможности не имело. Поэтому оно уповало исключительно на его добрые намерения и честность. Однако деятельность Манасеина показала, насколько сильно переменился ветер в русской политике.Она буквально потрясла прибалтов – в ходе продлившейся полтора года ревизии авторитет старых немецких краевых властей оказался подорван, а в огонь имевших место противоречий было подлито немалое количество масла. 28 немецких служащих, а также судей сняли с должностей без всякого проведения дознания и без доказательства их вины в совершении должностных проступков. Позднее некоторые из них, правда, были полностью оправданы, но большинство получило выговор.
Можно сказать, что в то время интересы русского национализма, которым руководствовались проверяющие, и латышского, а также эстонского национального движения совпали – латыши и эстонцы в жалобах и массовых петициях начали выдвигать политические требования, рассчитывая на то, что они будут выполнены антинемецки настроенными русскими чиновниками.
В 1883 году попечителем Дорпатского учебного округа был назначен М.Н. Капустин, в 1885 году губернатором Эстляндии – князь С.В. Шаховской, а губернатором Лифляндии – генерал М.А. Зиновьев. Тем самым акция по русификации Прибалтики вошла в решающую стадию. Причем из этих трех высших носителей политики русификации наиболее рьяным и пламенным являлся зять военного министра Милютина и друг генерала Скобелева князь Шаховской. Выросший под влиянием славянофильских идей уже упоминавшихся ранее панславистов И.С. Аксакова и Ю.Ф. Самарина, еще будучи секретарем консульства в италь янском городе Ругуза, он проявил себя как активный сторонник славянофильской политики во время боснийского восстания[272]
. В отношении же остзейских провинций Шаховской ратовал за осуществление тактики «сильных и оглушающих ударов».А вот генерал Зиновьев, в отличие от него, был излишне осторожен и, можно даже сказать, чересчур отзывчив. За десять лет своей деятельности в качестве лифляндского губернатора этот артиллерийский генерал пришел к неожиданно высокой оценке прибалтийского самоуправления и начал восхищаться тем, что ему поручалось ликвидировать.