История Рильке и Родена. Ты должен измениться

«Этот дикий кошмарный город пришелся тебе не по вкусу – охотно верю, – писал он в ответ. Для Модерзона города были рассадниками болезненного эгоизма, ницшеанства и модернизма. – Во всем свете не сыщется ничего милее, чем мирная строгость деревни. Я не вынес бы жизни в таком городе – я бы взглянул на искусство, которое там хранится, насладился им и вновь вернулся к тишине и спокойствию».

Однако в отличие от Модерзона, который любил вечерами полеживать на диване с трубкой в зубах, его жена все еще с любознательностью интересовалась дальними местами. Пауле Беккер было двадцать пять, и юность не позволяла ей сдаться и превратиться в отяжелевшую сельскую женщину, удрученную и «согнутую сохой», как писал Рильке. Однообразие деревенской жизни и рожденные в ней скучные пейзажи притупляли чувства. После поездки в Париж вместе с Вестхоф три года назад, немецкие художники казались Беккер смиренными по сравнению с французскими. В Париже творили будто бы без оглядки на всеобщее одобрение. Стоило подумать о возвращении в этот город, сердце билось чаще.

Теперь, когда отношения с четой Рильке налаживались, Беккер увидела для себя возможность. Модерзон не желал отпускать жену одну. Но, помня, с какой жертвенностью она посещала ненавистную кулинарную школу, он согласился отпустить ее в феврале 1903 года.

Беккер с трудом сдерживала восторги, когда садилась на поезд до Парижа незадолго до своего двадцать шестого дня рождения. Она воображала, что подхватит свою прежнюю парижскую жизнь: каждый день художественные выставки, шампанское и философские беседы с Вестхоф, а по субботам – долгие прогулки за городом. Беккер остановилась в той же маленькой гостиничной комнатке, которую подруги снимали во время учебы.

Как только Рильке и Вестхоф освободились, Беккер вечером помчалась к ним в Латинский квартал, едва ли не повизгивая от щенячьего восторга. Она поведала хозяевам ворпсведские сплетни, но Рильке и Вестхоф остались безучастны, словно были выше жизни маленького городка. В их поведении не было грубости, но было кое-что похуже. Деланное радушие. Ни теплоты, ни близости, и, что еще хуже, никакого счастья. Супруги только и жаловались на нехватку денег и переутомление. Беккер убеждала их отдохнуть и на денек съездить в деревню, но они категорически отказались, предпочитая работу.

На следующий же день Беккер написала мужу о «горделивом унынии» супругов. «Призыв Родена “трудиться, неустанно трудиться” они восприняли слишком буквально – они не выбираются за город по воскресеньям и больше вовсе не наслаждаются жизнью».

Поэт без умолку болтал о Родене и посвященной ему монографии, но Беккер виделось в этом плохо скрытое честолюбие. «Пламя Рильке постепенно затухает, но маленький огонек желает вновь вспыхнуть от света великих умов Европы: Толстого, Мутера, ворпсведсцев, Родена и нового друга – Сулоаги», – писала Паула мужу. Последние работы ее подруги, изображения разрозненных частей тела, слишком явно напоминали Родена. «Посмотрим, как она поступит, чтобы не стать его меньшей копией».

И все же одержимость Рильке великим скульптором оказалась полезна для Паулы – открыла двери для знакомства с мэтром. Каждое воскресенье скульптор устраивал в своей мастерской день открытых дверей для друзей и других художников. Поэт написал записку, в которой назвал Беккер «женой весьма талантливого художника» (та заметила «оскорбительное замечание»), и таким образом обеспечил ей свободный вход.

Когда в следующие выходные Паула прибыла в студию, там уже собралась целая толпа. Девушка замешкалась на пороге, не решаясь подойти к скульптору и отдать рекомендательную записку. Наконец она собралась с духом, нерешительно приблизилась к Родену и протянула листок. Но скульптор даже не взглянул на него, кивком пригласив ее войти.

Оказавшись в мастерской, Паула могла свободно и подолгу разглядывать скульптуры. Не каждая работа находила отклик в ее душе, но вместе творения обладали такой силой, что она немедленно поверила замыслам скульптора.

«Его не волнует одобрение публики», – думала она.

Перед уходом она осмелилась и попросила дозволения посетить мастерскую в Мёдоне. Удивительно, но отказа не последовало: жду в будущее воскресенье.

В следующие выходные Беккер поездом прибыла в Мёдон, но скульптор оказался занят, однако помощник передал его разрешение свободно изучать имение. Беккер отправилась на прогулку и посетила павильон, в котором уже однажды бывала на Всемирной выставке, – теперь она поняла, как глубоко в этих работах отразилось поклонение Мастера природе.

Чуть позже пришел и сам Роден и пригласил Беккер в мастерскую. Он достал несколько стопок рисунков, и Паулу поразило, что Мастер всегда начинает с простых карандашных набросков, которые затем щедро окрашивает акварелью. Яркие дикие цвета не вязались с мягкостью скульптора.

Вскоре Роден вновь завел любимую тему: «Работа, – сказал он, – вот, где я нахожу удовольствие».