История Рильке и Родена. Ты должен измениться

Те же речи в устах Рильке неимоверно раздражали Беккер, но каждое слово Родена пьянило. Девушка поверила, что скульптор действительно живет своей работой – доказательства притаились в каждом уголке мастерской. Рильке же, который мог похвастаться только парочкой посредственных книжонок и при этом постоянно жаловался на всё, просто цитировал слова скульптора.

Беккер написала мужу и велела немедленно приехать в Париж, поближе к Родену. «Это правда: все, что есть необычайного в искусстве, есть в Родене».

Однако радостное возбуждение покидало ее, стоило прикоснуться к заразному убожеству супругов Рильке. Сначала Беккер стремилась спасти свою поездку и подстраивалась под интересы друзей. Однажды вместо пикника за городом она отправилась вместе с ними на выставку японских художников, где впервые увидела тягучие, будто написанные детской рукой линии. Но в марте Рильке вновь слег с третьей подряд лихорадкой. Беккер принесла к постели больного тюльпаны, а затем заявила Модерзону, что «не в силах больше терпеть» поэта. Она поцеловала обручальное кольцо и решила прервать свое пребывание в Париже.

В ожидании поезда на Ворпсведе Беккер писала мужу, что Вестхоф пойдет на пользу, если Рильке уедет на некоторое время. Клара получала все больше заказов на бюсты, а брюзжание мужа явно тянет ее книзу.

В то время Рильке разделял мнение Беккер о себе. С окончанием монографии о Родене он вновь обеспокоился, где добыть средства для существования и вдохновение (если оно вообще будет) для новой книги. «Я совсем не могу писать – осознание, что от моего творчества зависит хлеб насущный, и вовсе лишает меня сил работать, – писал Рильке той весной шведскому психологу Эллен Кей, своей подруге и покровительнице. – Я жду звона в тишине, но на призыв силой он не явится».

Стол поэта опустел, не считая пары не отвеченных писем. Наконец в феврале 1903 года Рильке сел за ответ ученику военного училища, которое сам посещал в детстве. Поэт не знал юношу по имени Франц Ксавер Каппус, но с радостью получил вести о профессоре Горачеке. Учитель всегда нравился Рильке, поскольку единственный из всех преподавателей не был военным.

«Дорогой друг, я лишь недавно получил Ваше письмо. Благодарю за Ваше глубокое и любезное доверие», – выводил Рильке черными чернилами своим витиеватым каллиграфическим почерком.

Каппус уже отчаялся получить ответ, когда пришел конверт с голубой печатью и парижской маркой. Адрес был написан «прекрасным, четким и уверенным почерком», заметил Каппус. Письмо приятно оттягивало руку. В ответ на две страницы письма Рильке исписал восемь. Он помнил, с каким волнением ждал нового звона творческого колокола, и посоветовал юному поэту хорошенько обдумать, справится ли он с тяжелой ношей творческой жизни.

«Какая причина побуждает писать? Глубоко ли проросли в сердце ее корни?» – рассуждал Рильке. Спроси себя: «Умру ли я, если не смогу писать? И в самый тихий час ночи спроси себя вот что: должен ли я писать? Если сердце ясно скажет “должен”, значит, строй свою жизнь ради этого долга, но будь готов отдать ему все силы, ибо искусство – это не выбор, а вечное стремление души».

Рильке не стал судить стихи Каппуса, сказал лишь, что они лишены ясного голоса и «еще не обрели независимость». Он просил юношу больше не посылать их издателям и критикам, в том числе и самому Рильке. Так он получит лишь внешнее признание, а поэтические заветы идут изнутри. Кроме того, критика дальше всего от искусства, считал Рильке, а суждения «по большому счету сводятся к довольным, но неверным толкованиям».

Письмо Рильке побудило Каппуса немедленно сесть за ответ. Не известно, что он написал, поскольку его письма не публиковались, но известно, что за пять лет поэты обменялись примерно двадцатью письмами. Также известно, что Каппус считал блуждающие размышления Рильке об одиночестве, искусстве и любви очень трогательными, глубоко чувственными, и предсказал, что письмам найдут отклик «в растущих и развивающихся душах сегодня и завтра». Вскоре после смерти Рильке он принес письма его жене и дочери и предложил их издать.

В продуктивной переписке Рильке видел возможность для развития своего творчества. Он с крайней тщательностью подходил к составлению писем – легче переписать целую страницу, чем испортить вид зачеркнутым словом, – и дал издателю разрешение о посмертной публикации своей переписки. После смерти Рильке в 1926 году Руфь вместе с мужем Карлом Зибером разобрали всю корреспонденцию, которая составила семь тысяч писем. В издательства попали несколько сборников: письма к главному издателю в Дании вышли в 1927 году, а в 1928-м, одновременно с письмами к Родену, появились письма к биографу Морису Бетцу. В 1929-м издательство «Инсель-Ферлаг» издало переписку Рильке и Каппуса под названием «Письма к молодому поэту».