Однако не исключено, что к тому времени Мастер просто потерял созданному счет. Количество скульптур, произведенных им и от его имени, достигло таких заоблачных пределов, что он просто не мог помнить все и вести всем учет. В последние годы почти все каменные статуи по его моделям резались на стороне, а уж литейным мастерским, где с его официального разрешения отливались копии работ, не было числа. Одних только бронзовых копий «Поцелуя» при его жизни было сделано триста. И хотя эти почти промышленные объемы принесли Родену очень большие деньги, скульптор осознавал, что расплачивается за благосостояние иным способом. Однажды он сказал некоему писателю следующее: «Все, что публика видит сегодня, это копии, а копиям всегда не хватает вдохновенной свежести оригинала».
Через восемь лет после своей неудовлетворительной встречи с Роденом, Матисс стал, де факто, генералом авангарда. Он возглавлял художественную революцию вместе с Пикассо, а иногда и вопреки ему – у того были свои представления о том, как должно выглядеть современное искусство. Испанец как-то пожаловался, что «в работах Матисса нет ни одной вертикальной линии», в то время как Матисс объявил кубизм чересчур жестким и догматичным. Соперничество двух художников сохраняло вид дружеских отношений, но лишь до тех пор, пока Матисс не узнал, что Пикассо давно уже тренируется в искусстве метания дротиков на одной из его картин.
Матисс, который был двенадцатью годами старше своего коллеги по цеху и слишком горд для таких ребяческих выходок, обиделся. Еще в бытность его студентом в Высшей школе изящных искусств однокашники дали ему кличку «Профессор» – вероятно, за его пристрастие к костюмам из твида. И в январе 1908 года художник оправдал свое студенческое прозвище, открыв в Париже собственную школу рисования. Он был одним из тех редких мастеров нового поколения, кто не только творил сам, но и учил этому других, вот почему, стоило ему объявить о наборе на бесплатные занятия, как желающие пошли к нему сотнями.
Однако тех, кто думал, что им будут показывать «зверские» приемы швыряния краски на холст, ждало жестокое разочарование. Матисс обучал традиционной лепке и письму постановочных натюрмортов. И хотя в собственном творчестве он перевернул с ног на голову все, чему его учили, своих студентов он побуждал овладевать классической техникой, часто цитируя Курбе: «Мне лишь хотелось утвердить обоснованное и независимое чувство собственной индивидуальности в рамках совершенного знания традиции». Но те, кто продолжал брать у Матисса уроки, – а среди его учеников были брат и невестка Гертруды Стайн и американский художник Макс Вебер, – пережив первое разочарование, нашли в нем чрезвычайно внимательного наставника. Под конец курса Матисс требовал от студентов, чтобы те брались за изображение натуры не раньше, чем разглядят основные составляющие изображаемого объекта, и, освободив их от всего лишнего, через них смогут передать свой индивидуальный авторский стиль.
В мае 1908 года Матисс перевел свою школу в более просторное помещение дома номер 77 по рю де Варенн, на углу Бульвара Инвалидов. Когда-то это был богатый особняк в тихом районе Парижа, по соседству с другими величественными дворцами XVIII века, тогда принадлежавшими знати, а позднее превращенными в правительственные здания.
Когда Матисс и его школа появились в некогда великолепном дворце, тот уже изрядно обветшал. Построенный в первой половине XVIII века, дом сохранил многие характерные для того времени черты: широкие въездные ворота для карет, дверной звонок, расположенный на такой высоте, чтобы удобно было им пользоваться, не сходя с седла. Позднее дом получил название «Отель Бирон», поскольку в нем недолго, но с комфортом проживал герцог де Бирон: именно он любовно обновил интерьеры дворца и разбил сад вдвое больше прежнего.
После смерти герцога особняк некоторое время занимало посольство российского императора, на смену которому в 1820 году пришли три монахини – они купили дом для того, чтобы открыть в нем школу Святого Сердца для девочек. Резные деревянные украшения в стиле рокайль и зеркала были сняты со стен и проданы, сад запущен. Даже фигурные металлические перила с изогнутой лестницы и те вырвали и унесли. Между ступеньками парадного крыльца, от низа до порога украшенной шашечным полом передней, рос мох.
После века разграблений и переделок здание выглядело так, словно могло рухнуть в любую минуту, пока в 1904 году правительство не предприняло первые шаги для изгнания оттуда монахинь. Как раз в тот год во Франции был принят Закон о разделении, отделявший Церковь от государства, и школу закрыли. Когда в 1907 году последняя монахиня покинула здание, за дело взялись ликвидаторы и предложили грошовую ренту всякому, кто решится вселиться в развалину до ее сноса.