История Рильке и Родена. Ты должен измениться

Есть мнение, что если Роден дал Рильке форму, то Сезанн научил его, как наполнить ее цветом. Так это или нет, неизвестно, но скульптор определенно передал Рильке систему взглядов, необходимую, чтобы оценить Сезанна. «Я понял, что в этих картинах художник достиг какого-то рубежа, и понял я это потому, что и сам сейчас его достиг в моей работе», – писал он Вестхоф, которая, с подачи философа Мартина Хайдеггера, опубликовала в 1952 году эту серию писем поэта отдельной книгой под названием «Письма о Сезанне». Картины, мимо которых он раньше прошел бы, не удостоив их беглым взглядом, теперь часами приковывали его внимание. У Рильке вдруг оказались «правильные глаза».

Открывая для себя Сезанна, Рильке обнаружил их общее пристрастие к Бодлеру. «Ты можешь представить, как меня трогает, когда я читаю, что Сезанн в последние годы жизни именно это стихотворение Бодлера, “Падаль”, знал и читал наизусть от слова до слова», – написал Рильке в одном из писем.

Именно тогда он увидел связь между творчеством художника и собственной поэзией. Рильке и сам не раз перечитывал стихотворение «Падаль» из сборника «Цветы зла», в котором герой и его возлюбленная натыкаются на мертвое тело. Это тело женщины, оно разлагается и кишит червями, однако Бодлер описывает его с бесстрастной точностью судебно-медицинского эксперта. К этому же стремится и Мальте, осознал Рильке. Он все еще не понимал до конца, что случится с его молодым протагонистом, но «теперь я узнал его гораздо лучше», писал он Вестхоф.

В «Записных книжках Мальте Лауридса Бригге» герой приходит к тому же выводу, к которому сам Рильке пришел, размышляя о Бодлере. «Его задача была видеть», – говорит Мальте. Он должен был победить отвращение и установить связь между собой и разлагающимся телом, чтобы распознать «единую Сущность, которая скрывается за всеми индивидуальными сущностями». На пути к этому единению оставалось последнее испытание: «проверить, сможешь ли ты лечь в одну постель с прокаженным и согревать его своим дыханием».

Для Рильке автор, владеющий искусством видеть, владеет и своими эмоциями. Пытаясь приукрасить или сентиментализировать объект, художник жертвует правдивостью восприятия; именно приверженность Бодлера к наблюдению сделала из него настоящего художника слова, который ваяет «строчки-барельефы и сонеты-колонны», писал Рильке.

Рильке распознал в Сезанне художника, которому по плечу был вызов, брошенный Бодлером. Сезанн проникал в самую суть вещей «через собственное переживание предметов». Но, к величайшему огорчению поэта, наступил конец месяца, а с ним и закрытие Салона. Каждый миг этих последних дней Рильке проводил перед полотнами, жадными глазами впитывая в себя столько цвета, сколько мог, пока картины не увезли, а их место не заняли автомобили.

Помимо Сезанна, еще одна выставка в рамках Осеннего салона 1907 года произвела на поэта сильное впечатление. В галерее Бернхейм-Жён состоялся первый большой показ рисунков Родена, совершенно не похожих на его прежнюю графику.

В прошлом году, за несколько недель до того, как Роден уволил Рильке, король Камбоджи пригласил скульптора посетить представление Камбоджийского королевского балета, устроенное во Франции. Роден мало разбирался в танце, но андрогинных танцовщиц с их коротко стриженными головами и мускулистыми телами нашел неотразимыми. Они распластывались по полу, сотрясались, двигали пальцами так, словно те были лишены костей, – ничего подобного Роден никогда не видел. Их кости были точно из гранита.

Танцовщицы навели его на мысли о чем-то древнем, они как будто шагнули на сцену прямо с храмовых барельефов. Или со стены собора; их безупречно сбалансированные, полные архаичной грации позы напомнили ему каменного ангела, которым он и Рильке восхищались в Шартре двумя годами ранее. Но только теперь, увидев камбоджийских танцовщиц, он понял красоту того ангела. Он снова вернулся в Шартр посмотреть на статую и почувствовал, как современность соединилась в его восприятии с древностью, а религиозные ритуалы с ритуалом художественным. «Этот ангел – фигура из Камбоджи», – говорил теперь он.

Следующий после представления день он провел с танцовщицами на снятой для них вилле, где наблюдал за ними и рисовал их. Когда они отправились в следующий пункт своего турне, к Марселю, он последовал за ними. Всего за одну неделю Роден написал с них сто пятьдесят акварелей.