История Рильке и Родена. Ты должен измениться

Роден еще дважды приглашал Рильке пожить в его прежней комнате в Мёдоне, но поэт проявлял все меньше и меньше склонности к заточению под крылом мэтра. Коттедж, когда-то так им любимый, теперь стал казаться ему клеткой. И хотя он больше не испытывал горечи из-за того, как бывший работодатель обошелся с ним в свое время, что-то переменилось в натуре поэта. Его стала смущать его подчиненная позиция по отношению к Родену, а позднее он и вовсе отказывался признать, что был когда-то его секретарем. Когда историк литературы Альфред Шайер спросил его однажды о том, кто оказал на него наибольше влияние в годы становления как поэта, Рильке упорно ниспровергал «слух» о своей прежней работе у скульптора, говоря, что «это не более чем живучая легенда», возникшая из того факта, что когда-то он «временно, всего пять месяцев (!)» помогал Родену с корреспонденцией. А познакомился и сблизился он со скульптором, как его ученик, подчеркивал Рильке.

Рильке вежливо отклонил приглашение Родена пожить у того в Мёдоне, сообщая в письме, что сильно отстал в работе и вынужден проводить время взаперти. Однако он будет рад новой встрече и готов назначить ее на ближайшее будущее, добавил он. Слова поэта были не простой отговоркой – издатель действительно ждал от него сборник «Новые стихотворения» к концу лета.

Но Роден намека не понял и в тот же день написал: «Приезжайте в Мёдон завтра днем, если можете».

Целых три месяца прошло, прежде чем Рильке ответил, что все еще сидит дома «плотно, как орех в своей скорлупе». И снова Роден ответил мгновенно: он рад узнать, что Рильке работает с таким энтузиазмом, но разве нельзя ему ненадолго оторваться и приехать к нему пообедать как-нибудь в воскресенье? «Так приятно будет видеть вас, говорить с вами, показать вам древности», – писал Роден. Однажды он даже сам заехал к поэту, но, не застав его дома, оставил ему в подарок корзинку фруктов.

Видимо, Родену было одиноко. За годы, что он провел в Мёдоне, Париж превратился в город Мулен Руж, эстрадных комиков и голубых борделей. Круглые сутки электрические фонари горели на улицах, затмевая солнечный свет, который раньше бликами падал на мостовые и пешеходов, пробиваясь сквозь густые кроны деревьев, вдохновляя предшествующее поколение импрессионистов. Пикассо и другие молодые эмигранты заселяли Монмартр, формируя на будущее неразрывную связь между арт-сценой и ее ночным окружением.

Однажды Роден в компании Ван Гога, Гогена и Тулуз-Лотрека предпринял вылазку на ночной Монмартр. Табачный дым, как туман, стлался под потолком полуподвального кабаре. Пьяные спали сидя, уронив на столы головы, и лишь порывы надушенного ветра, которые поднимали в помещении юбки танцовщиц, отплясывающих канкан, заставляли их встрепенуться. Роден признался, что орущая толпа «очень испугала» его. Женщины с их непомерно глубокими вырезами, ярко нарумяненными щеками и этажерками из локонов на голове показались ему чересчур вульгарными, мужчины, транжирящие время и деньги, привели в ужас.

Запечатлеть сомнительные радости богемной жизни в искусстве Роден предоставил младшему из их тогдашней компании, Тулуз-Лотреку. Много лет подряд Лотрек рисовал на стенах кабаков стремительные карикатуры на их развратных и распущенных завсегдатаев. В одной он запечатлел и Родена: старик в пальто, нахохлился, борода торчком.

Роден чувствовал себя в своей тарелке, проводя субботу за чаем у Моне в Живерни или на берегу пруда в Мёдоне. Вот тогда-то ему и стало не хватать Рильке и их былых бесед.

Воссоединению двух друзей способствовала жена Рильке, сама того не ведая. В конце лета она решила погостить у подруги в Ганновере и разрешила мужу занять на время ее отсутствия студию в «Отеле Бирон». В конце августа Рильке переехал в ее овальный зал с недосягаемо-высоким потолком и даже снял вторую комнату, с террасой и выходом в сад. Хотя это удовольствие ежемесячно обходилось ему на пятьсот франков дороже, чем он мог позволить себе в то время, он надеялся на скорый гонорар от «Новых стихотворений» и утверждал, что начало новой работы требует перемены воздуха.

Всего несколькими штрихами он превратил студию в кусочек Богемии посреди Парижа. На столе у него стояли цветы и фрукты, ветерок из распахнутых окон разносил по комнатам их сладкие ароматы. В одном углу он поставил бюст работы Вестхоф, а украшением остальному пространству выбрал солнечный свет, который сияющими полотнами падал в обширные окна. Когда Роден узнал, что Рильке не на что купить письменный стол, то прислал ему большой стол из дуба, который поэт поставил у открытого окна и обещал превратить в «обширную плодородную долину», где будут всходить ростки его «Новых стихотворений». В свою очередь, Рильке преподнес Родену деревянную фигурку Христофора, мускулистого святого, изображенного в момент перенесения им мальчика-Христа через реку. «Это Роден, несущий на плечах бремя своего труда, в котором заключен мир», – сказал о нем Рильке.