История Рильке и Родена. Ты должен измениться

В это же время издатель Рильке уже печатал второй тираж полностью распроданного «Часослова», сборника, который пользовался наибольшей популярностью при жизни поэта. В поведении Рильке даже стали проглядывать некоторые замашки литературной знаменитости, которой он становился. Так, отправляясь на чтения, он надевал черный плащ, по моде того времени, на кафедру всходил с уверенностью, медленно стягивая перчатки, которые облегали его руки, как вторая кожа, и так же медленно поднимал глаза на слушателей. Говорил он «громким, звучным голосом, в котором не осталось и следа прежнего мальчишества и незрелости», вспоминал писатель Рудольф Касснер, который посещал лекцию поэта в Вене. Закончив чтение, поэт пожимал руки гостям, которые толпились вокруг него, желая поздороваться.

Рильке сумел расположить к себе даже своего самого непримиримого критика последних месяцев: Паулу Беккер. Она написала ему в октябре, чтобы сказать, как сильно ей пришлась по душе его последняя статья о Родене. В дневнике она записала: «Мне кажется, что юность с ее болезненной избыточностью проходит, и остается взрослый мужчина, который говорит мало, зато со смыслом».

Когда Паула Беккер писала Рильке о том, что покидает Париж и возвращается с мужем в Ворпсведе, она и словом не обмолвилась о своей беременности. Теперь, за месяц до родов, она проводила все свое время дома, читала, рисовала, когда было настроение, и, как всегда, грезила о Париже.

Она слышала об Осеннем салоне, где «пятьдесят шесть Сезаннов выставлены сразу!», как она писала матери. Сезанн был и остался одним из тех трех художников, которые пронеслись через ее жизнь, «как гроза». Между ней и Рильке не было регулярных контактов с тех пор, как он отстранился от нее в Париже, но она знала, что он пишет Вестхоф длинные письма о Сезанне, и просила подругу переслать их ей. «Если бы не сугубая необходимость оставаться сейчас здесь, ничто не удержало бы меня вдали от Парижа!» – писала она Вестхоф в октябре. Та пообещала, что сделает даже лучше – приедет и сама прочтет ей все письма.

Второго ноября Беккер родила дочь, Матильду. Несколько дней спустя Вестхоф уже была у ее постели с письмами о Сезанне в руках. Беккер была очень слаба после долгих и мучительных родов, которые кончились тем, что доктор дал роженице хлороформ и извлек ребенка из ее чрева щипцами. Несмотря на перенесенные мучения, Беккер счастливо улыбалась любимой подруге, и Вестхоф пообещала вернуться и начать чтение через несколько недель, когда та наберется сил.

Две недели спустя Беккер, наконец, встала с постели. В ночной сорочке она сидела перед зеркалом и расчесывала свои длинные золотистые волосы. Заплетя их в две косы, уложила их вокруг головы короной и украсила розами из вазы, которая стояла на столике у ее кровати. Комната была полна цветов и свечей, присланных родными. Красиво, как в Рождество, подумала Паула.

Она крикнула, чтобы ей принесли Матильду. Когда девочку доставили в комнату и положили матери на руки, Паула вдруг почувствовала сильную тяжесть в ноге. Ступня стала как чугунная. Она откинулась назад, подняв ногу, чтобы облегчить тяжесть, и шепнула: «Жаль». Через мгновение ее не стало.

Доктор назвал причиной смерти эмболию – закупорку кровеносного сосуда. Беккер был тридцать один год. Вестхоф как раз уехала в Берлин и о случившемся узнала только через неделю, когда вернулась в Ворпсведе, чтобы навестить Паулу и прочесть ей письма, как обещала. Приехала она рано утром, прошла березовой аллеей, где они с подругой «так часто гуляли вместе». По пути собрала для подруги букет осенних цветов. Подойдя к дому, она обнаружила, что он пуст. Модерзон уехал, сестра Беккер взяла ребенка, «а Паулы больше не было».

Глава 13

Известие о кончине Беккер застало Рильке в Италии, куда он отправился отдохнуть после чтений, а заодно и навестить новую возлюбленную, Мими Романелли. Но уже десять дней спустя он собрал чемодан и вернулся в Германию. Встретив в кругу семьи Рождество, он провел дома еще два месяца. Жестокий грипп на месяц приковал его к постели, и все это время за ним ухаживала Вестхоф – неизвестно, как он уговорил ее на это, учитывая, что их брак давно уже оставался таковым только на бумаге. Рильке даже повесил в доме портрет Романелли, а Вестхоф, по-видимому, признала, что та очень красива.

Едва поправившись, Рильке снова устремился в Италию, но обнаружил, что его тяга к Романелли почти остыла, зато тоска по Парижу разгорелась с новой силой. Два месяца он колесил по всей стране, храня упорное молчание о смерти Беккер. Только через год его чувство вины выйдет наружу стихами.

В Париж поэт вернулся 1 мая 1908 года, но не поехал в отель на рю Кассет, где останавливался с Беккер. Вместо этого он снял крошечную комнату у друга на Монпарнасе, рю Кампань-Премьер. «Едва ли три шага в ширину и столько же в длину», его каморка не шла ни в какое сравнение с королевскими апартаментами Вестхоф в «Отеле Бирон», но в данный момент его устраивало и это.