История Рильке и Родена. Ты должен измениться

Воплощая на бумаге нечто вроде фантазии-отмщения былому герою, Рильке сводит своего протагониста с Толстым, после чего вкладывает в его сознание мысль о том, что религиозность русского писателя может быть результатом его неудачи как автора. Потерпев неудачу в изобретении собственного бога, Толстой вынужден был смириться с суррогатным богом христианства. Как сказал однажды сам Рильке: «Религия – это искусство не артистических натур».

Но, помучившись с разными вариантами такой концовки, Рильке все же отверг и ее, заразившись вдохновением от другого автора. Рильке мало читал в те дни, пока кто-то из знакомых не подарил ему экземпляр «Тесных врат», новейшего романа Андре Жида, от которого поэт не мог оторваться до тех пор, пока не перевернул последнюю страницу. Притча о неудаче любви и веры привела поэта к выводу, что Жид совсем не похож на других французов. Он неизбито и точно писал о «самой великой задаче любви, которую никто из нас не смог исполнить».

Рильке запоем стал читать другие книги Жида, пока не натолкнулся на рассказ «Возвращение блудного сына». Жид изменил концовку библейской притчи, у него молодой человек возвращается домой, к отцу, не из раскаяния или чувства долга, а потому, что его любопытство полностью удовлетворено.

«Я искал не счастья», – говорит блудный сын Жида матери.

«Чего же ты искал?» – спрашивает она.

«Я искал… себя».

Рассказ Жида начинается ровно там, где заканчивается библейская история, и это навело Рильке на мысль о том, чтобы написать свое окончание сюжета. Но, прежде чем засесть за эту работу, следовало определиться с тем, где это можно будет сделать.

Почти все постояльцы «Отеля Бирон» игнорировали надпись «Продается», которая висела на двери особняка с лета, но в декабре владельцы недвижимости объявили о своих планах продать особняк. Неизбежность изгнания сделалась очевидной.

Рильке прочесывал свою записную книжку с именами возможных покровителей в поисках того, кто мог бы ссудить его деньгами или предложить погостить в доме у моря. Долго искать ему не пришлось – в том же месяце его внезапно посетил ангел-хранитель.

Княгиня Мария фон Турн-унд-Таксис была одной из самых высокопоставленных женщин австро-венгерской империи. Вряд ли ей нужно было извиняться перед Рильке за то, что она осмелилась написать ему письмо, не будучи официально с ним знакомой, но она все же извинилась и объяснила, что она в Париже проездом и так восхищена его творчеством, что хотела бы встретиться с ним за чаем в понедельник в пять часов вечера. Если он согласен, то к ним присоединится ее подруга-поэтесса, графиня Анна де Ноай.

Рильке был не из тех, кто отказывает знатным дамам, второго приглашения он не ждал. С творчеством Ноай он тоже был знаком, еще два года назад он написал похвальную рецензию на ее стихи. В тот же день Рильке ответил княгине согласием, сожалея лишь о том, что был лишен возможности сделать это раньше. Его желание видеть Турн-унд-Таксис было «насущным и безотлагательным».

Когда на следующей неделе Рильке вошел в отель «Ливерпуль», Ноай, завидев его, крикнула на весь холл: «Герр Рильке, что вы думаете о любви и что вы думаете о смерти?» Такое приветствие наверняка должно было покоробить поэта, который никогда не говорил о подобных предметах всуе, как о пустяках. Не по вкусу были ему и разного рода противостояния и эмоциональные выплески. Тем не менее он, видимо, нашел ответ, который удовлетворил графиню, потому что их разговор продолжался два часа.

Рильке легко очаровывал дам из высшего общества – помогал детский опыт общения с матерью, притворявшейся аристократкой. С годами в нем развилась обостренная чувствительность к этикету, или то, что Андреас-Саломе назвала однажды его «изысканной надменностью». Еще мальчиком он всегда вел себя как истинный джентльмен, никогда не забывая о манерах и пользуясь словами, смысла которых не понимал. За всю жизнь он мало к кому обращался на «ты», и никогда, ни при каких обстоятельствах, не употреблял бранных слов.

Первая же беседа с поэтом произвела на княгиню большое впечатление. Он был исключительно мягок в общении, а его учтивость только подчеркивала незаурядность его личности. Неудивительно, что их встреча принесла желательный для Рильке результат – княгиня надолго превратилась в его верную и щедрую патронессу. Впрочем, их отношения носили обоюдовыгодный характер, ведь Рильке не просто с благодарностью принимал деньги и приглашения своих попечителей – обычно он поддерживал с ними эмоциональную связь, которая в случае с княгиней оказалась особенно глубока.

Конечно, сторонним наблюдателям отношения Рильке с патронами представлялись вовсе не такими искренними, уже хотя бы потому, что его порхание из одного замка в другой у многих коллег по цеху вызывало раздражение и зависть. «Все бабы Рильке наверняка были настоящими ведьмами, не исключая тех княгинь и графинь, с которыми этот австрийский сноб вел переписку», – высказался о нем немецкий писатель Томас Манн.