История Рильке и Родена. Ты должен измениться

В прошлом Родену никогда не составляло труда сосредоточиваться на объекте сколь угодно долго. Знать, что собственный разум ему изменяет и не иметь власти над ним, – вот что особенно ужасало его в старости. Причем теперь это стало очевидно всем. Соседи часто видели, как он бродит вокруг «Отеля Бирон», бормоча что-то себе под нос. Важные письма он рассовывал по карманам и не вспоминал о них по нескольку недель, забывал, кому из своих работников он заплатил, а кому нет, не помнил и если ему были должны денег. Вещи он бросал куда попало, потом начинал искать, перетряхивал все ящики и кричал, что его обокрали, даже когда речь шла о каких-нибудь мелочах, вроде свечки или коробка спичек. Если он забывал взять с собой в сад блокнот, озаглавленный «Мысли», куда записывал свои размышления обо всем на свете, от природы античных богинь до анатомии быков, то писал свои заметки прямо у себя на манжетах. И когда Бере затевала стирку, он кричал: «Что ты делаешь? Господи, мои манжеты!»

Поэт не мог больше наблюдать, как его учитель превращается в жалкую развалину. Когда было вывешено объявление о продаже «Отеля Бирон», «остальные, как я слышал, безутешны и поочередно теряют время в бесплодном сопротивлении. Я же радуюсь», написал он княгине Турн-унд-Таксис.

С какими только богами не сравнивал Рильке Родена за минувшие годы. Сначала он был для него «восточным божеством, сидящим на престоле», подобным статуе Будды, который медитировал на вершине холма у дома художника в Мёдоне. «Он – центр мира», так он самодостаточен и одинок, говорил о нем Рильке.

В другой раз скульптор напомнил поэту Бога из Книги Бытия. Когда он лепил руку, которая «одна в пространстве и не является больше ничем, только рукой. И бог создал за шесть дней только руку, и заполнил пространство вокруг нее водой, и поднял над ней свод неба. Когда все было закончено, бог был доволен, и это было чудо и рука».

В последнее время Рильке стал называть Родена «богом древности» и впервые не рассматривал это как комплимент. Некогда Роден казался ему наследником великих традиций древних в искусстве; теперь же они держали его в плену. Он стал одряхлевшим богом. Его ждал неизбежный упадок, как ждет он всех «Слишком Великих, Возносящихся над другими, Божественных», писал Рильке.

В постскриптуме письма к Вестхоф, написанного сразу после его воссоединения с Роденом в «Отеле Бирон», он размышлял о том, как начнется его собственный путь к «божественности». Он больше не мог просто стоять и восхищаться Роденом, впитывая в себя лучи его славы, как деревья впитывают лучи солнца. Пора было прокладывать собственный путь к небу. В письме к Вестхоф он сравнивал себя с собирателем трав и грибов. Теперь, когда у него уже накопился достаточный их запас, он сварит из них смертельное зелье и «поднимет его к небу, прося утолить его жажду и дать ему ощутить божественное величие, текущее по жилам».

Ницшеанские мотивы в этом письме, по-видимому, не случайны. У Рильке был экземпляр книги «Так говорил Заратустра», который он, судя по его многочисленным пометкам, часто перечитывал и в котором содержится знаменитое наставление Ницше ученикам, рискнувшим стать подражателями своего учителя: «Плохая награда учителю, если его ученики так и остаются учениками. Почему вы отказываетесь разорвать венок мой? <…> Теперь я призываю вас потерять меня и найти себя; и только тогда, когда все вы отречетесь от меня, я вернусь к вам».

Письмо Рильке отражает его намерение завершить свою литературную трансформацию из ученика, которым он начинал работу над «Новыми стихотворениями», в Блудного Сына, который стал автором «Мальте». Теперь он готов был сделаться Отцом. Той весной, когда Рильке отказался от встречи с Роденом, им были написаны слова, которые положат начало этой метаморфозе.

В какой-то момент – мы не знаем, ни где, ни когда это было, – Рильке увидел скульптурное изображение Аполлона: обнаженный торс, без рук, без головы. Возможно, это была работа Родена или Микеланджело. А может быть, и сам прославленный «Аполлон Бельведерский». Некоторые считают, что это был мускулистый торс некоего юноши из античного города Милет, который выставлялся в Лувре как раз в то время, когда Рильке был в Париже.

Одним словом, каков бы ни был источник вдохновения, Рильке решил избрать Аполлона, греческого бога-покровителя поэзии и музыки, родоначальника всякого искусства, темой стихотворения, написанного им в ту весну. Символ творческого дерзания превратился под пером Рильке в известную историю преображения, «Архаический торс Аполлона».

Рильке понимал, что главное достижение божества состоит в сотворении человека. Однако прошел год с тех пор, как Рильке в последний раз экспериментировал с человеческой формой в стихотворении «Альцест» и нашел свои отношения с моделью «все еще неверными». Вместо того чтобы продолжать эксперименты, он еще некоторое время занимался «цветами, животными и пейзажами». Но год спустя «Аполлон» станет для Рильке тем же, чем стал в свое время для Родена «Бронзовый век», его первая полномасштабная фигуративная работа.