История Рильке и Родена. Ты должен измениться

Рильке не возражал. Он сочувствовал дилемме жены, жалуясь Андреас-Саломе на то, что она «и не со мной, и не может перейти к чему-то новому, свободному от меня». Он считал, что Вестхоф так никогда и не вернулась к себе как личности, посвятив вместо этого свою жизнь ему и «поочередным задачам поглощения и выталкивания меня». Он поддержал намерение жены оставить Руфь у матери и поехать на время в Мюнхен, чтобы пройти курс психоанализа у молодого доктора Виктора Эммануэля фон Гебзаттеля, друга, а иногда и любовника Андреас-Саломе. Рильке надеялся, что терапия поможет Кларе избавиться от его постоянного присутствия в ее сознании – «(явного проклятия ее жизни, в конце концов)». Может быть, тогда ей удастся воскресить в себе ту молодую женщину, какой она была до встречи с ним, и проложить теперь уже собственный путь.

Рильке написал письмо адвокату в Прагу, в котором объяснил, что они с женой не живут вместе уже много лет и что обоим нужны документы, которые юридически закрепят ситуацию, давно ставшую реальностью. Однако поэту быстро дали понять, что развестись официально будет не так просто и что дружеские отношения с оставленной женой ничем не облегчат тот бюрократический ад, через который им обоим придется пройти.

Проблема заключалась в том, что Рильке и Вестхоф были обвенчаны по католическому обряду, и, хотя позднее поэт порвал с церковью, его брак по-прежнему считался католическим, следовательно, развод также должен был совершаться по строгим правилам церкви. Не облегчало положение и то, что супруги жили в разных странах, где законы о разводах тоже были разными. Кончилось все тем, что Рильке, потратив небольшое состояние на оплату услуг адвокатов, так до самой смерти и не сумел добиться полного и окончательного расторжения брака.

Глава 16

В октябре 1911-го все квартиранты «Отеля Бирон», включая Родена, получили уведомление о необходимости покинуть здание до конца года. Правда, официального отказа от предложения скульптора открыть в доме его музей пока не последовало, правительство все еще размышляло. Одни считали неправильным открывать музей еще при жизни художника. Другие полагали, что выставка рисунков обнаженной натуры, устроенная Роденом в здании бывшей монастырской школы, сама по себе уже достаточная причина для того, чтобы отказать ему в просьбе. К тому же правительственным чиновникам пришло в голову, что здание можно использовать и в своих интересах, устроив в нем какое-нибудь государственное учреждение или резиденцию для приема иностранных гостей.

Рильке нанял рабочих, чтобы подготовиться к переезду. Они подсчитали, что для упаковки одних только книг из библиотеки поэта понадобится не менее семи ящиков. Все это он сдал на хранение и написал княгине Турн-унд-Таксис, что хотел бы вновь навестить ее в Дуино. Он не знал, удастся ли ему поработать там на этот раз, но надеялся выкроить время хотя бы для переводов.

Рильке прожил в Париже дольше, чем в любом другом городе, не считая Праги. И хотя поэт еще не раз будет приезжать сюда как гость, всякая постоянная связь с французской столицей подошла для него к концу. Он считал, что Парижу пора стать для него не домом, а своего рода смотровой вышкой, а для жизни подойдут другие места. «Париж сам по себе работа, большая, утомительная, которую производишь, сам того не осознавая», – написал он однажды. Он чувствовал, что овладел теперь и толпой, и языком, и искусством этого города, взяв от них все, что было ему нужно для написания «Новых стихотворений» и «Мальте». «Всем лучшим, что мне удалось создать до сих пор, я обязан Парижу», – заключал он.

Княгиня ответила, что пришлет за ним автомобиль с шофером. В Дуино он может оставаться столько, сколько пожелает. Теоретически Рильке не любил механизмов – пишущая машинка и та была чересчур современна на его богемный взгляд, – но втайне радовался перспективе столь комфортного путешествия. Он велел шоферу везти его любимым маршрутом, через Авиньон и Канны в Сан-Ремо и Болонью. Через девять дней он будет уже в Дуино, навсегда оставив «такой памятный, утомительный и причудливый дом на рю де Варенн».

Зато Роден не имел ни малейшего желания съезжать. Ему не верилось, что город не подпрыгнул от радости, когда он предложил ему столь щедрый дар. Отказавшись выполнить распоряжение правительства, он обратился в прессу с заявлением, что город хочет лишить своих граждан бесплатного музея. Чтобы расположить к себе журналистов, которые не особенно жаловали его как художника, он начал пропагандистскую кампанию в защиту отеля как памятника истории.