История России

Преемникам Сталина досталось только созданное им государство. Архаичная культура, на основе которой оно было возведено, в значительной степени уже транс­формировалась, а порождавший ее жизненный уклад становился достоянием истории. Старые общинные порядки и идеалы постепенно забывались, а патриархальный тип семьи постепенно уходил в прошлое по мере размывания ее функции как основной хо­зяйственной ячейки не только в городе, но и в деревне. Происходило это в первую оче­редь из-за широкого вовлечения в несемейные виды деятельности женщин и в резуль­тате все большего сокращения численности сельского населения²⁸³ . Поэтому и вопрос о легитимации своей власти послесталинским лидерам приходилось решать во мно­гом заново и по-новому — ту службу, которую веками служила российской верховной власти «отцовская» культурная матрица, последняя уже служить не могла. И другого способа, кроме веских фактических доказательств доктринального тезиса о «преиму­ществах социализма» не только в военных столкновениях, но и в мирной повседневно­сти, т.е. в росте народного благосостояния, у лидеров СССР не было. В противном слу­чае под угрозой могла оказаться не только их власть, но и вся система созданных в предшествующий период государственных институтов, авторитет которой и без то­го был поколеблен вынужденными разоблачениями «культа личности».

При этом единственным институциональным источником легитимации власти послесталинских руководителей могла быть, повторим, только коммунистическая партия. Соответственно, они должны были возрождать ее «первичный» сакральный статус, перенося на нее все достижения советского периода, в том числе и победный исход войны, которые раньше приписывались одному Сталину. Однако здесь их и подстерегала уже упоминавшаяся трудность: сакрализация партии была мыслима только при наличии сакрального руководителя. Но именно такого руководителя сове­тская элита и не хотела. Кроме того, при такой взаимодополнительной легитимации любая посмертная или прижизненная десакрализация вождей как отступников от во­ли партии-тотема неизбежно десакрализирует и саму партию. Этот процесс и состав­лял одну из характерных особенностей политической эволюции послесталинского СССР: начавшись на ХХ съезде КПСС, он растянулся на три с лишним десятилетия и формально завершился в 1990 году отменой шестой статьи советской Конституции, закреплявшей партийную монополию на власть.

Таким образом, после разоблачения «культа личности» все коммунистические лидеры попадали в своего рода легитимационную ловушку. Они выступали от имени партии как сакрального института («вдохновителя и организатора всех наших по­бед»), но он мог восприниматься таковым только при персональной сакрализации са­мих лидеров. Однако непреодолимыми барьерами на этом пути оказывались как ин­тересы самосохранения советской элиты, так и хрущевские разоблачения, бывшие, в свою очередь, не до конца осознанным следствием той трансформации массовых идеалов и ценностей, которая произошла в ходе предшествовавшей радикальной лом­ки культурной архаики.

Вот почему послесталинским лидерам ничего не оставалось, как двигаться по до­роге, уже проложенной Сталиным, и ставить себя в прямую преемственную связь с партийным родоначальником, мертвое тело которого, выставленное на всеобщее обозрение, призвано было символизировать продолжение его жизни во времени и в вечности. Подобно Сталину же, они вынуждены были и расчищать историческое пространство (оно же время) между собой и Лениным, освобождать его от промежуточ­ных фигур. Именно поэтому, а не только в силу политической конъюнктуры, Хрущев завершил разоблачение Сталина выносом его тела из мавзолея, а Брежнев удержался от официальной реабилитации «вождя народов» и вычеркнул из истории Хрущева.

Но вычеркивание одних «верных ленинцев», оказавшихся на поверку самозван­цами, и замена их другими не могли не девальвировать и сам этот способ легитима­ции. В результате же каждому очередному правителю удавалось избегать легитимаци- онной ловушки лишь на первых порах его правления, когда он открыто или намеками отмежевывался от предшественника, и пока люди связывали с ним определенные ожи­дания. А потом она всегда захлопывалась: почти все послесталинские руководители уходили с политической сцены, увешанные не только орденами, но и гирляндами сло­женных про них анекдотов.