История России

Однако к 80-м годам ХХ века такого рода надежды в значительной степени были изжиты. СССР не перегнал Америку по «производству мяса и молока на душу населе­ния», как обещал тот же Хрущев. Более того, именно тогда, когда, согласно принятой при нем программе КПСС, должен был наступить коммунизм, советские люди оказа­лись вынужденными выстраиваться в очередь уже не только за импортным ширпотре­бом, но и за продуктами — без надежды, что достанется всем. Между тем планово-ди­рективная советская экономика ко времени перестройки обгоняла американскую по производству железной руды, чугуна, стали, тракторов, цемента и ряду других видов промышленной продукции, не говоря уже о нефти и газе²⁸⁵ . Но запросы массового го­родского потребителя, ставшего за годы советской власти доминирующим социаль­ным персонажем страны, она удовлетворить не могла.

Причины этого давно и обстоятельно исследованы, и мы их еще коснемся. Здесь же нам важно подчеркнуть: неспособность коммунистической системы удовлетво­рить запросы городского потребителя и явились главным эмпирическим доказатель­ством нереализуемости послесталинских идеалов социалистической реформации, ориентированных на рост народного благосостояния. Социалистическое государство не очень щедро оплачивало труд людей. Но даже те деньги, которыми они располага­ли, им не на что было тратить. Таков был конечный исход попыток соединить совет­ско-социалистический идеал с потребительским, т.е. создать социалистический ана­лог западного общества массового потребления.

При таком положении вещей кризис коммунистической легитимности был неотв­ратим. Внутриэлитный консенсус брежневской геронтократии лишь оттенял распад консенсуса национального и межнационального, обеспеченного в сталинскую эпоху до­минированием «отцовской» культурной матрицы, первичным эффектом урбанизации и тотальной милитаризацией, а также не иссякшими еще ожиданиями «светлого будуще­го», которые поддерживались коммунистической верой одних и репрессивным устраше­нием других. Система держалась, в основном, на исторической инерции, затруднявшей проникновение в элитное и массовое сознание мысли о том, что «возврат к капитализ­му» есть движение не назад, а вперед, и что «буржуазное» государство больше соответ­ствует вызревшему идеалу индивидуального благосостояния, чем социалистическое.

Горбачевская перестройка, ставшая реакцией на системный кризис, резко уско­рила движение умов в этом направлении. Идеал благосостояния сомкнулся в них с идеалом индивидуальной свободы, включавшим и свободу экономическую, т.е. при­знание прав частной собственности. Но в совокупности эти два идеала выводили стра­ну далеко за пределы того, что первоначально виделось инициатору преобразований. Ведь они были уже не идеалами перестройки коммунистической системы, а идеалами трансформации последней. И остановить нарастание таких умонастроений Горбачев не мог, поскольку ему нечего было им противопоставить.

Новаторство Горбачева-реформатора заключалось в том, что он выдвинул задачу изменения самого типа государства и его взаимоотношений с обществом. Но идеал, которым он руководствовался, оставался идеалом социалистической реформации. Ка­ково же могло быть социально-политическое содержание такого идеала?

Критика Горбачевым «административно-командной системы» не только в ее сталинском милитаристском воплощении, но и в ее послесталинских демилитаризи­рованных вариантах реально означала отказ от авторитарной модели правления. Что же можно было противопоставить ей, оставаясь в исторических границах социализ­ма? В политической программе инициатора перестройки были, безусловно, либе­ральная и демократическая компоненты. Но универсальные идеи законности и пра­ва, свойственные второму осевому времени, накладывались в этой программе на старые вечевые, т.е. доосевые идеалы, архаичность которых камуфлировалась социа­листической фразеологией — разумеется, не осознанно, а в силу полученного поли­тического воспитания.

Не покушаясь на основы экономической системы, Горбачев попытался активизи­ровать ее выборностью хозяйственных руководителей²⁸⁶ . Не покушаясь на основы политической системы, т.е. на партийную монополию на власть, он попытался реани­мировать советы как органы реального народовластия, допустив выборы на альтерна­тивной основе и инициировав создание новой властной структуры — съезда народных депутатов СССР. В обоих случаях речь шла о неосознанном возвращении к вечевой традиции, ибо в том и другом решение вопросов, требующих профессиональной под­готовки, отдавалось на откуп вечевой стихии.