История России

Принцип «коллективного руководства», взятый на вооружение партийно-госуда­рственной элитой, стал принципом ее консолидации и самосохранения как монополь­но властвующего слоя, гарантированного от повторения сталинского произвола. В этом отношении послесталинская коммунистическая элита шла по пути послепет­ровского дворянства — разумеется, с поправками на время и с учетом специфических особенностей коммунистического типа властвования. Но «коллективное руководство» означало и признание того, что индивидуальная легитимация лидеров после Сталина невозможна, что сам источник такой легитимации может быть только коллектив­ным — возврат к ленинской модели партийного «князебоярства» был обусловлен и этим. Но он не мог быть полным. И не только потому, что ленинская модель была не- воспроизводима без Ленина, который лично привел созданную им партию к власти.

Источником легитимности послесталинских руководителей могла быть только эта партия. В их распоряжении оставалась возрожденная державная идентичность, но у них, в отличие от Сталина, не было возможности дополнять ее этнической составля­ющей и апелляциями к державности докоммунистической: ведь она лежала за предела­ми истории КПСС, а русский национализм был несочетаем с ее интернационалистской партийной идеологией. Следовательно, иного выхода, кроме ставки на советско-соци­алистическую идентичность, у них не было, чем объясняются и их апелляции к «рево­люционным, боевым и трудовым традициям советского народа», и провозглашение этого народа «новой исторической общностью», и попытки обосновать преемствен­ность своей политики с точкой революционного разрыва отечественной истории («ре­волюция продолжается»). Но долгосрочная легитимность коммунистической власти всем этим не обеспечивалась.

Такая легитимность могла основываться только на возрожденной сакральности партии. Однако сакральный статус партия обрела не при Ленине, а в довоенном стали­нском СССР, причем лишь благодаря тому, что таким статусом наделялся и ее вождь. С принципом «коллективного руководства» это было несовместимо. Поэтому демон­таж сталинской военно-приказной системы, ее демилитаризация не могли не сопро­вождаться кризисом коммунистического типа легитимности как такового.

18.2. Кризис и распад коммунистической легитимности

При всех разногласиях, обнаружившихся после смерти Сталина в его окружении, десталинизация коммунистической системы была неизбежной. Речь могла идти и шла лишь о том, в какой мере и какими способами ее осуществлять. И дело не только в ес­тественном желании партийно-государственной элиты освободиться от страха, то­тального контроля со стороны репрессивных органов и гарантировать себя от нового произвола, что выразилось в согласии, достигнутом в высшем руководстве, о необхо­димости устранения Берии. Дело в тех старых и новых проблемах, которые обнаружи­ли себя еще при жизни Сталина и со всей остротой встали перед новыми руководите­лями страны.

Обстановка в стране и мире, сложившаяся к концу сталинского правления, ис­ключала продолжение прежней политики. Советская деревня деградировала и не мог­ла обеспечивать продовольствием продолжавшее увеличиваться население городов. В тяжелом положении находились и городские жители: при Сталине уровень их бла­госостояния так и не достиг показателей 1928 года²⁷⁹ , большинство горожан жило в коммунальных квартирах, бараках, общежитиях, подвальных и полуподвальных по­мещениях. Дополнительные проблемы создавало и расширение за счет Восточной Ев­ропы контролировавшегося Советским Союзом пространства. Уже в 1953 году, почти сразу после смерти Сталина, волнения в Восточной Германии актуализировали вопрос о том, как расширившееся пространство сохранить, удержать в политическом подчине­нии. Становилось ясно, что одной только силы для этого недостаточно, что она должна быть соединена с привлекательностью образа жизни, а не только с абстрактными «пре­имуществами социализма», в повседневной жизни никак не ощущавшимися.