История России

Сталинская героизация труда самодостаточной мотивации не создала и могла су­ществовать только в сочетании с репрессивными мерами. Но именно поэтому глубоко укорениться в культуре ей было не суждено. И проявилось это уже в сталинскую эпо­ху: ведь даже создав образ «осажденной крепости», военно-приказная система вынуж­дена была отступать от своих принципов и соединять тотальную милитаризацию с терпимым отношением к идеологически нелегитимному частному экономическому интересу, бросая его на помощь интересу общему.

Не удалось последовательно провести милитаризацию труда и в коллективизиро­ванной деревне. Сняв с себя всякую ответственность за нее, коммунистическая власть пошла гораздо дальше царского самодержавия, возлагавшего на помещиков опреде­ленные обязательства перед крепостными крестьянами. При тех объемах изъятия у колхозов сельскохозяйственной продукции, которые были установлены государ­ством, это вело к физическому уничтожению сельского населения, что и продемон­стрировали сталинские «голодоморы» начала 1930-х годов. Кроме того, резкое паде­ние сельскохозяйственного производства в результате коллективизации³¹⁴ создавало неразрешимые проблемы с продовольственным снабжением городов, что повлекло за собой введение в мирное время карточной системы — случай в мировой практике не­бывалый. Поэтому уже в 1933 году власть отступила, разрешив колхозникам вести ин­дивидуально-семейное хозяйство на небольших, не более половины гектара, приуса­дебных участках, разводить мелкий скот и продавать «излишки» на колхозном рынке. Это позволило обеспечить выживание деревни и отменить карточки в городах — при­усадебные хозяйства, занимавшие весьма незначительную часть в общем земельном массиве, производили несоизмеримо большую, по сравнению с колхозами, часть сельскохозяйственной продукции страны³¹⁵ . Вопреки официальной идеологии, полу­чалось так, что личный интерес лучше служил общему не тогда, когда полностью ему подчинялся, а тогда, когда освобождался от диктата последнего.

Однако в военно-приказной системе индивидуально-семейное хозяйство было инородным телом. И не только потому, что не сочеталось с ее базовыми основаниями. Частный интерес, получив даже весьма дозированную свободу, уводил личностные ре­сурсы колхозника с колхозных полей и ферм в индивидуальное подворье. Поэтому приусадебное хозяйство идеологически третировалось. Официальные документы ста­линской эпохи переполнены инвективами против «собственнических пережитков», «несознательности» и других качеств, которые мешают колхозникам трудиться с пол­ной самоотдачей. Но ни обличительная риторика, ни сопровождавшие ее администра­тивные меры в виде возраставшего налогового давления на приусадебные хозяйства изменить трудовую мотивацию людей не могли. И продуктов в стране в результате та­кого давления становилось не больше, а меньше. Поэтому ни у кого из ближайших преемников Сталина исчерпанность методов стимулирования производственной ак­тивности, присущих военно-приказной системе, сомнений уже не вызывала.

Осуществляя дозированную идеологическую реабилитацию частного интереса, все послесталинские руководители — от Хрущева до Горбачева — пытались сочетать его с интересом общим посредством укрепления позиций интереса группового. Это проявилось в начавшемся при Хрущеве и продолженном при его преемниках значи­тельном повышении государственных закупочных цен на продукцию колхозов, пре­доставлении им большей хозяйственной самостоятельности и расширении эконо­мической свободы промышленных предприятий. В результате колхозы и заводы получили возможность направлять оставлявшиеся в их распоряжении средства на строительство жилья, пансионатов и домов отдыха, которыми работники могли поль­зоваться бесплатно или за небольшую цену, а также на выплату премий за счет прибы­ли. Однако долговременного эффекта такого рода меры не дали и к заметной мобили­зации личностных ресурсов у хозяйственных руководителей и рядовых работников не привели. Степень этой мобилизации измеряется производительностью труда. Но она- то как раз повышалась очень медленно, а темпы ее роста в последние советские деся­тилетия последовательно снижались.