История России

Источником легитимности всех государственных институтов выступали светское коммунистическое вероучение и властная структура, считавшаяся его монопольным хранителем и толкователем. Но и эта структура, каковой являлась коммунистическая партия, играла свою роль лишь постольку, поскольку возглавлялась сакральным вож­дем, наделенным неписанным правом единолично интерпретировать и ее коллектив­ную веру (она же знание), и ее совокупную волю. Доминирование надзаконной силы в сталинском СССР обусловливалось тем, что ее верховным распорядителем выступал персонифицированный сакральный субъект, власть которого законом не определя­лась и не регулировалась. Не корректировалась эта сила и верой — по той простой причине, что ее главный блюститель, руководствуясь собственными, другим не изве­стными критериями, был вправе определять, кто является ее беззаветным служите­лем, а кто — явным или скрытым еретиком.

Советский проект замышлялся и воплощался в жизнь не только как альтернати­ва западной цивилизации. Он был альтернативным и по отношению ко всем прежним отечественным цивилизационным стратегиям. Надзаконная сила могла сочетаться в них с верой или законом, могла образовывать с ними различные комбинации, но ни­когда не сочеталась с верой светской. Субъектом прежних стратегий выступал инсти­тут наследственного самодержавия, который мог подчинять себе церковь и даже ста­новиться во главе нее, но исключительно потому, что политически по отношению к ней всегда был первичен. В сталинском же проекте заглавной фигурой стал именно «церковный» (партийный) первосвященник. Он возглавлял «церковь» не по праву им­ператора-самодержца. Наоборот, он был нетитулованным императором-самодержцем по праву первосвященства.

Налицо, таким образом, резкий разрыв не только с политической, но и с религиоз­но-православной отечественной традицией. Подобного соподчинения духовно-идео­логической и светской властей она не знала, как и превращения духовной власти в атеистическую. Фактом, однако, является и то, что именно в православной России коммунистический проект, выдвинутый на Западе, но им отторгнутый, впервые полу­чил воплощение. Факт и то, что данный проект нашел благоприятную для себя почву и в других странах с преобладанием православного населения, причем в некоторых из них, например в Югославии, коммунисты пришли к власти без помощи Москвы. Исключение из этого правила составила только Греция, которая по итогам Второй ми­ровой войны оказалась в зоне западного влияния. Факт, наконец, и то, что в странах, попавших после войны под военно-политический контроль СССР, наименьшую предрасположенность к примирению с советским социализмом демонстрировали нем­цы, венгры, чехи и поляки, т.е. народы католического и протестантского регионов³⁴⁷ .

Коммунистический проект можно рассматривать как ответ православного Вос­тока на модернизационный вызов Запада. Отсюда, однако, вовсе не следует, что ате­истический коммунизм непосредственно вырос из православия. Отсюда следует лишь то, что в последнем не обнаружилось достаточного ценностного иммунитета против первого. В православии ценность земной жизни и ее обустройства ставится ниже, чем в католической, не говоря уже о протестантской версии христианства. Град небесный в нем не просто противопоставлен граду земному, но представлен как единственная подлинная реальность, по отношению к которой посюсторонняя реальность высту­пает как профанная. Этим предопределяется особый статус идеально-божественного должного и его абсолютное верховенство над греховным человеческим сущим³⁴⁸ , над материальной практикой и материальными интересами. Отечественные почвенники усматривают в данном явлении преимущество православия над западными ветвями христианства. В нашу задачу оспаривание их воззрений не входит. Нас интересует не оценка этого религиозно-культурного феномена, а его следствия.

Предельным выражением разрыва между небесным и земным мирами, вызывав­шим обеспокоенность даже у православных идеологов³⁴⁹ , выступала идея мироотречен- ства. Одно из его проявлений можно обнаружить в раннем русском старообрядчестве. Истовость веры и желание соответствовать божественно-должному сопровождались у старообрядцев энтузиастическим трудовым усердием, которое, однако, ничего об­щего не имело с западно-протестантскими ценностями мирского успеха и самоутвер­ждения, а выражало готовность принять от Бога наказание трудом во искупление че­ловеческой греховности. В определенной степени проекцией идеально-должного в мир сущего можно считать и общинно-уравнительный сельский уклад — отечествен­ные славянофилы имели достаточно оснований для отождествления его ценностей с православными. Но при такой религиозно-культурной матрице ответить на модер- низационный вызов Запада по-западному было непросто, что и продемонстрировали столыпинские реформы. С другой стороны, эта матрица, как выяснится, при опреде­ленных обстоятельствах не обладала и иммунитетом против коммунизма.