История России

Мы попытались показать, как в ходе реализации первоначально провозглашав­шегося европейского политического идеала происходило совмещение конституцион­но закрепленных либеральных прав и свобод и демократическо-выборной легитима­ции власти с возрождением российской авторитарной традиции. Посмотрим теперь, насколько постсоветская Россия продвинулась в создании механизмов правового регу­лирования, в обеспечении верховенства закона, что тоже декларируется Конститу­цией. Авторитаризм, как свидетельствует о том мировая и отечественная история, мо­жет способствовать движению в данном направлении, но может, как свидетельствует она же, такое движение блокировать. Это два разных авторитаризма, и потому важно понимать, какой именно из них утверждается в современной России.

Глава 22

Правовое государство и протогосударственная культура

22.1. Неупорядоченная свобода

как опора неустойчивой политической монополии

Провозгласив Россию «правовым государством»³⁶⁵ , которое гарантирует «равен­ство прав и свобод человека и гражданина» и в котором «все равны перед законом и судом»³⁶⁶ , Конституция 1993 года — с учетом закрепленных ею же природной естест­венности и неотчуждаемости прав и свобод — вводила страну во второе осевое время. С формально-юридической точки зрения многовековой извилистый «путь в Европу» был тем самым завершен: с этой точки зрения отечественная государственность стала государственностью западного типа, каковой раньше никогда не была. Однако обре­тение ею принципиально новой конституционной формы не привело к существенно­му качественному обновлению ее исторического содержания. Потому что узаконен­ная той же Конституцией авторитарная властная конструкция обеспечить такое обновление, предполагавшее оснащение провозглашенного правового государства действенными правовыми механизмами, была не в состоянии.

Более того, в конкретных условиях посткоммунистической России конструкция эта, персонифицированная первоначально в фигуре Ельцина, только потому и могла возникнуть и утвердиться, что опиралась на поддержку тех общественных слоев, кото­рые в создании жестких юридических регуляторов либо не были заинтересованы во­обще, либо не придавали отсутствию таких регуляторов серьезного значения: их бес­покоила угроза реставрации коммунистического государства, утраты обретенных свобод, а не то, как свободы эти должны регулироваться. Однако и в противостоявшей им части населения сознательных субъектов правового порядка тоже не появлялось. Подобно тому, как без опыта жизни при демократии неоткуда было взяться демокра­тическим ценностям, так и без опыта проживания в правовой среде неоткуда было взяться ценностям правовым. Вместе с тем их неукорененность в культуре вовсе не означала, что в ней доминировали ценности, альтернативные правовым. В этом отно­шении начальная стадия постсоветской России существенно отличалась от финальной стадии России досоветской — при том что первая восстанавливала оборванную преем­ственную связь со второй.

В России Романовых, если говорить о крестьянском большинстве населения, не успели сложиться даже абстрактные представления о государственности, выстроен­ной на основе законности и гражданских прав как универсальных принципов, в рав­ной степени распространяемых на всех. Этим принципам противостоял догосудар- ственный общинно-вечевой идеал и неотделимая от него традиция обычного права, имевшие глубокие корни в крестьянском жизненном укладе. Его насильственная лик­видация в ходе коммунистической коллективизации и индустриализации, которые сопровождались форсированной урбанизацией, лишила прежние идеалы и традиции социальной почвы, а официальное советское культивирование принципов законности и равенства прав способствовало их закреплению в массовом сознании. Но тотальное коммунистическое огосударствление, устранившее оба полюса старой расколотой культуры — и догосударственный народный, и государственный элитный, — никакой новой государственной культуры, соответствующей современному городскому обще­ству, после себя не оставило, а оставило культуру протогосударственную³⁶⁷ .