История России

В подобной государственной модели война и насилие — органические элементы функционирования системы именно потому, что речь идет о силовом предприятии. Других органических элементов развития такая модель не создает. Но возможности новых территориальных приобретений рано или поздно исчерпываются, в чем дове­лось убедиться уже воинственному Святославу. Добравшись до Балкан и осев с дружи­ной в Переяславце, он оставил без защиты Киев и вынужден был вернуться, чтобы остановить угрожавших столице печенегов, а после вторичного пришествия на уже подчиненные, казалось бы, территории столкнулся не только с сопротивлением бол­гар, но и с поддержавшей их Византией, воевать с которой вдали от Руси был не в си­лах и должен был Балканы покинуть — с тем, чтобы на обратном пути быть убитым те­ми же печенегами.

При таких обстоятельствах внешние войны как раз и трансформируются во внут­ренние, что в Киевской Руси и произошло. Внутриродовые столкновения в борьбе за великое княжение дополнились тотальной междоусобицей в борьбе за ограниченные ресурсы. Но теперь это была уже борьба не за овладение государством, а за приватиза­цию его отдельных сегментов, что сопровождалось не только грабительскими набега­ми князей на земли сородичей, но и распадом Руси на все более мелкие княжества: к середине XII века их было уже около полутора десятков, а к началу следующего сто­летия — около полусотни⁷² . Носителей и выразителей общего интереса на Руси не ос­тавалось, на право представлять и отстаивать его находилось все меньше желающих.

Это в конечном счете и привело к катастрофе, последовавшей за монгольским на­шествием. Князья не смогли договориться о совместных действиях, а договорившиеся — совместно действовать в решающем сражении с монголами на реке Калке (1223). После­довавший разгром тоже ничему их не научил — примерно так же они повели себя и не­сколько лет спустя во время нашествия Батыя, после чего Русь оказалась под властью монголов. Приватизированная по кускам государственность уже таковой не являлась. Точнее, она перестала ею быть, так и не успев окончательно сформироваться. Катастро­фа стала результатом задолго до нее начавшегося распада государственной общности.

Едва ли не ярче всего этот распад проявился в том, что одним из существенных мотивов междоусобиц и разорительных набегов князей на соседние княжества стало обращение в рабство с последующей продажей на невольничьих рынках жителей сво­ей собственной страны. Работорговля изначально была важнейшей статьей дохода русского экспорта. Об этом можно судить на основании письменных источников, об этом много писали историки⁷³ . Но если живым товаром становятся не только «чужие», но и «свои», то это значит, что идея национально-государственного единства в культу­ре не закрепилась, что культура эта в значительной степени оставалась локальной, до- государственной и что замена границ между племенами границами между княжества­ми в данном отношении принципиально мало что изменила. Не удивительно поэтому, что междоусобицы сопровождались порой использованием одной из сторон враждебных Руси половцев и дележом с ними захваченной добычи. Такая практика будет воспро­изводиться и в дальнейшем, когда русские князья будут действовать против других русских князей совместно с монголами.

Идеология перманентной войны, изначально заложенная в основание киевской государственности, не могла не привести к вытеснению общего интереса, не успевше­го оформиться и закрепиться в сознании, интересами частными внутри формально (и символически) единого княжеского рода. При этом вокруг князей не успел возник­нуть и сколько-нибудь широкий круг людей с государственной культурой. Древнерус­ская власть сумела обеспечить мобилизацию личностных ресурсов для ведения войны, она поставила себе на службу физическую силу, воинскую отвагу и удаль. Но она не смогла превратить привилегированное профессиональное воинство, из которого вы­растало постепенно русское боярство, в государствообразующее сословие, привязать его к себе прочными правовыми нитями.

На всем протяжении киевского периода дружинники оставались абсолютно сво­бодными, могли покинуть князя в любой момент и перейти на службу к другому, если видели в этом свою частную выгоду⁷⁴ . В свою очередь, и у князей не было перед бояра­ми-дружинниками каких-либо фиксированных обязательств. Идеология и практика перманентной войны порождали широкий спрос на воинов, превышавший предложе­ние. Поэтому князья не могли покушаться на свободу дружинников, а те не хотели ею поступаться. Но такая абсолютная свобода, не регулируемая взаимными правовыми обязательствами, не продуцирует государственное сознание; личностный ресурс, мо­билизованный свободой без обязательств, не может стать ресурсом государственности.