История России

Киевская Русь развивалась как своего рода периферийная «империя», подчиняв­шая и ассимилировавшая многочисленные этнические и племенные общности снача­ла на доосевой (принудительно-силовой), а потом и на заимствованной осевой (хрис­тианской) культурной основе. Однако оформиться в устойчивое централизованное имперское образование она не смогла, оставшись рыхлой конфедерацией отдельных княжеств, тяготевшей ко все большей политической дробности при слабевшей со вре­менем роли политического центра.

Борьба между князьями за власть сопровождалась включением в эту борьбу ве­чевых институтов: если конкретный князь мог быть насильственно смещен другим князем, то он мог быть смещен и вечем, тоже состоявшим из вооруженных людей. В результате трещины расколов становились еще глубже: вече — один из властных по­люсов локальных сообществ, в институт государственного типа оно не трансформиру­емо в силу самой своей природы. Поэтому традиция взаимодействия и взаимопроник­новения двух естественных и необходимых полюсов любой устойчивой власти — элитного и народного — в Киевской Руси заложена не была. Логика раскола подталки­вала князей к поиску путей и способов устранения народного вечевого полюса и утве­рждению авторитарной модели властвования. Но при сохранении родового принципа не могла утвердиться и она. Для трансформации княжеско-вечевой модели в автори­тарную потребуется «помощь» монголотатар.

Вхождение в первое осевое время и освоение его избирательно заимствовав­шихся принципов тоже корректировались наличным культурным состоянием. Осевая абстракция единого Бога бралась в отрыве от абстракции универсального юридиче­ского закона и как альтернатива последнему. Поэтому произвол силы, проявлявшийся в княжеских междоусобицах, не мог быть заблокирован: консолидирующий потенци­ал общей веры самодостаточным не является и без соответствующих правовых меха­низмов не реализуем. В отсутствие таких механизмов нельзя было регламентировать и отношения между князьями и дружинниками, заменить боярскую вольницу системой взаимных правовых обязательств, анархическую свободу — свободой упорядоченной.

Все это означает, что вхождение Руси в цивилизацию первого осевого времени было лишь частичным, что после принятия христианства она оставалась в промежуточ­ном состоянии между цивилизацией и варварством. Движение по «особому пути» нача­лось уже тогда, т.е. во времена, которые с полным на то основанием считает началом своей истории современная Украина, и которые, повторим, Россией могут рассматри­ваться лишь как времена ее государственной предыстории. Это был путь, отличавший­ся как от того, каким шла набиравшая силы западно-христианская цивилизация, так и от того, который избрала уже начавшая увядать к тому времени Византия. И тогда же «особый путь» впервые обнаружил свою стратегическую тупиковость.

5. Киевская государственность изначально утверждалась на силовом захвате ре­сурсов и получении доходов с международной торговли. Но со временем оба источника иссякли: возможности территориальных захватов не беспредельны, а основные торго­вые пути под воздействием крестовых походов и половецкой опасности стали сме­щаться в сторону от Киевской Руси.

Кризис экстенсивной модели развития сопровождался упадком городов, возник­ших на путях транзитной торговли, оседанием многих князей в их «отчинах» для веде­ния производящего хозяйства и превращением городской Руси в Русь сельскую. Меж­ду тем в Европе в это же время зарождалась современная городская цивилизация, становившаяся мощным стимулом для развития внутренних рынков и гражданских свобод. Параллельно там складывались и феодальные отношения, основанные на до­говорных обязательствах между сюзеренами и вассалами. То и другое открывало перс­пективу (хоть и неблизкую) утверждения права частной собственности и конституци­онно-правовой государственности. В Киевской Руси ни то, ни другое сколько-нибудь отчетливо проявиться не успело.

У князей и боярско-дружинной элиты, живших принудительным сбором дани с захваченных территорий и торговлей ею на международных рынках, для движения по европейскому маршруту не было достаточных стимулов, а после начавшегося кризиса этой экономической модели — достаточного исторического времени для ее трансфор­мации. Не способствовали этому и специфические особенности древнерусских горо­дов, которые развивались за счет законсервированной в архаичном состоянии деревни и при неразвитости рыночных связей с ней. Упадок многих из них смещал центр хозяй­ственной жизни из города в деревню. Новые города, возводившиеся в большом количе­стве в XII веке на Северо-Востоке как пункты сбора дани c покоренных местных племен, были уже городами совсем иного типа, с международной торговлей не связанными. Все это сопровождалось зарождением и новых политических тенденций, которым суждено будет сполна реализоваться лишь в Московском государстве и к которым нам предсто­ит вернуться в начале посвященной ему следующей части книги.