Во всех правительственных мероприятиях того времени, касавшихся Русской церкви, несомненно, деятельное участие принимал патриарх Иоаким, как мы сказали, по всем данным человек рачительный и твердого характера. Между прочим, он постановил, чтобы по делам о духовных завещаниях, когда в приказы призываются в качестве свидетелей духовные отцы завещателей, то их можно спрашивать только о предметах, относящихся к делу, но никак не о грехах, в которых каялся завещатель, то есть чтобы тайна исповеди не была нарушена (1680 г.). Строгий характер Иоакима сказался и в вопросе о мощах княгини Анны Кашинской, супруги Михаила Тверского, замученного в Золотой Орде. Эти мощи были открыты при Алексее Михайловиче. При Федоре Алексеевиче патриарх послал двух архиереев, чтобы их освидетельствовать. Рассмотрев соборное донесение посланных и рукописное житие Анны, Иоаким нашел, что сие последнее в некоторых чертах несогласно с летописями и что известие о нетлении не подтвердилось осмотром, а потому велел гроб запечатать, отменить молебны и все дело о сих мощах отложить до большого церковного собора.
Известный Паисий Лигарид по поводу церковных нестроений в России в одном своем сочинении выразился так: «Если бы меня спросили, какие столпы церкви и государства, я бы отвечал: во-первых, училища, во-вторых, училища и, в-третьих, училища». При Алексее Михайловиче мы видели некоторые попытки в этом смысле, но довольно слабые. От его преемника, такого образованного государя, как Федор Алексеевич, ученик знаменитого Симеона Полоцкого, Россия вправе была ожидать особых забот о просвещении. К сожалению, ранняя юность и кратковременность царствования помешали им обнаружиться в достаточной мере, но о них свидетельствуют одна среднеучебная школа и один широко задуманный план высшего училища. В 1679 году с Ближнего Востока приехал в Москву греческий иеромонах Тимофей и своими рассказами об утеснениях, которые в Святой земле терпели греки от католиков, возбудил царя и патриарха учредить греческое училище при Московской типографии и надзор за ним вверить тому же Тимофею. Но около того времени в голове молодого царя уже возникла мысль об основании в Москве высшей школы наподобие Киево-Могилянской академии. Такая мысль, без сомнения, возникла не без участия бывшего питомца сей академии, а теперь близкого к Федору Симеона Полоцкого. (Его Спасская школа для молодых подьячих закрылась еще при Алексее Михайловиче.) По-видимому, нерасположение патриарха Иоакима к Полоцкому, как представителю западного или латинского образования, замедляло осуществление задуманного учреждения. Симеон не дожил до него. Он скончался в 1680 году еще в полном развитии сил (на 51-м году жизни) и погребен в Заиконоспасском монастыре. Ученик его Сильвестр Медведев, по поручению государя, сочинил большую эпитафию, в которой прославил ученость, красноречие и кротость покойного; а царь велел золотыми буквами вырезать сию эпитафию на двух каменных досках и поместить их над гробом.
С кончиной Полоцкого не умерла мысль о высшей школе. В 1682 году появилась царская грамота, заключавшая проект будущей академии с представлением ей разных прав и привилегий. Она должна быть устроена в том же Заиконоспасском монастыре; на содержание ее кроме сего монастыря назначались еще несколько других, в том числе древний Данилов и сравнительно новый Андреевский, основанный Ртищевым. Учениками ее могли быть люди всякого сословия и возраста, и на время учения они подвергались суду самого училища (кроме уголовных преступлений). Науки предполагались и гражданские, и духовные, а именно: грамматика, пиитика, риторика, диалектика, философия и богословие, языки славянский, греческий, латинский и польский. Но состав преподавателей и все преподавание должны быть строго православные. Академии предоставлялось право подвергать испытанию иностранцев, желавших поступить на русскую службу, и также обязанность преследовать тех мирян и духовных, которые держали у себя чародейные и гадательные, вообще запрещенные и богохульные книги, и даже осуждать на казнь тех иностранцев и русских, которые будут извергать хулу на православную веру.
За последовавшей вскоре кончиной Федора II академия была открыта только при его ближайших преемниках47
.