Однако, когда начались переговоры, с послами особо назначенных для того ближних и думных людей под руководством самого «посольских дел сберегателя» князя Голицына, снова возникли те же споры и пререкания, и главным образом из-за Киева. Спорили целых семь недель. Наконец послы согласились уступить Киев за денежное вознаграждение в миллион золотых или 200 000 рублей, но и тут встретили отказ. Гримультовский и Огинский сделали вид, что прерывают переговоры, и потребовали отпуска. Им дали отпускную аудиенцию. Но они не уехали и возобновили переговоры. Благодаря обоюдной уступчивости 21 апреля был заключен вечный мир на следующих главных условиях. Польша уступает России Киев вместе с ближними к нему местами (Трипольем, Стайками, Васильковым); Россия уплачивает за него 146 000 рублей; запорожские сечевики переходят исключительно под царскую державу; Чигирин с некоторыми разоренными городами правого берега не должен быть возобновлен; православные жители в польских владениях свободно отправляют свое вероисповедание, католикам в России разрешено богослужение только в домах. Россия обязалась разорвать с крымским ханом, немедля послать войска для обороны польских пределов от татарских набегов и донских казаков в Черное море, а в следующем году двинуть свои главные силы на самый Крым. Обе державы условились с султаном турецким в особые переговоры не входить и отдельного мира не заключать. Царей московских поляки впредь обязались титуловать «пресветлейшими и державнейшими великими государями».
Окончательный отпуск польского посольства с обычными церемониями происходил 27 апреля во дворце в присутствии обоих царей, причем с той и другой стороны усердно пили за королевское и царское здоровье. После целования руки цари удалились; а послов провели в другую палату. В приемный покой пришла царевна Софья и села в кресло; послов снова пригласили. Царевна жаловала их к руке, спрашивала о здоровье, выражала надежду на прочное сохранение заключенного мира и потчевала вином; после чего они откланялись. Ближние и думные люди собрались в Грановитой палате и тут поздравляли царей и царевну с совершением такого славного дела, как выгодный и вечный
мир с Польшей, увенчавший столь ожесточенную и продолжительную борьбу за Украйну. Софья от имени царей и своего собственного пышными манифестами известила столичное население и областных воевод о сем мире, который приказывала праздновать торжественными молебнами. Членам Боярской думы, служилым людям и посадским объявлены похвальные и жалованные грамоты: смотря по степеням, им назначены награды прибавкой денежных и поместных окладов, льготами в отбывании повинностей и тому подобное. Особая похвальная грамота и особые награды были выданы главным участникам в переговорах и заключении трактата, то есть «сберегателю» князю В.В. Голицыну со товарищи, каковы: ближние бояре Борис Петрович Шереметев и Иван Васильевич Бутурлин, ближние окольничие Петр Дмитриевич Скуратов и Иван Иванович Чаадаев, думный дьяк Емельян Игнатьевич Украинцев, Дьяки Бобинин, Постников, Возницын и Волков. Оберегатель получил золотую чашу в полтора фунта, атласный золотой кафтан на соболях ценой в 400 рублей, к окладу придачи 250 рублей да в вотчину Белгородскую волость в Нижегородском уезде. Два помянутые боярина получили по серебряному золоченому кубку в 5 фунтов, по такому же кафтану в 250 рублей, придачи к окладу по 150 рублей да по 4000 ефимков на вотчины. Остальным идут награды в соответственной пропорции. Во всяком случае, Софья и князь Голицын имели полное право торжествовать и гордиться таким крупным дипломатическим успехом своим, как заключение вечного мира с Польшей, разрешившего трудный малороссийский вопрос. Что условия этого мира были гораздо выгоднее для русских, чем для поляков, о том свидетельствовало огорчение, которое он вызвал у Яна Собеского. Для королевской ратификации трактата отправились в Польшу полномочные русские послы боярин Борис Петрович Шереметев и окольничий Иван Иванович Чаадаев. Им пришлось во Львове ожидать короля, который предпринял поход в Молдавию против турок и татар. Поход был неудачен; Собеский принужден к отступлению и с трудом пробился сквозь неприятельские полчища. Во Львове он с честью принял наше посольство; но когда ему пришлось произносить присягу в соблюдении новозаключенного трактата, то, по свидетельству очевидцев, слезы навернулись на его глаза. И потом без горечи он не мог о нем говорить; так чувствителен был для поляка формальный отказ от Киева и Левобережной Украйны.Но и для Москвы существовала обратная сторона в сем трактате: это – обязательство всеми силами идти войной на Крымскую орду.