По заключении вечного мира с Польшей в Москве приступили к военным приготовлениям, которые совершались с обычной медленностью и разными затруднениями. В октябре 1686 года объявили в столице и по городам, чтобы стольники, дворяне, жильцы и всякие ратные люди «строились к государевой службе», готовили запасы, кормили лошадей и ждали указа о выступлении на сборные пункты. На военные расходы определен особый денежный сбор. Вместе с тем от имени царей оглашалась грамота, в которой исчислены все неправды и злодеяния крымских басурман; вопреки заключенному (Бахчисарайскому) договору, они разоряют украинские города, захватывают православных людей в полон и продают их на базарах в неволю, как скот, грабят и бесчестят наших гонцов и посланников (например, Никиту Тараканова); хан и салтаны требуют от нас ежегодной дани и тому подобное. Поэтому, «прося у Бога помощи», великие государи решили послать на них своих воевод с полками. К весне 1687 года в городах Слободской Украйны (Ахтырке, Сумах и Хотмыжске) собралась обычная трехполковая рать. Воеводой большого полку и общим начальником назначен ближний боярин и оберегатель, наместник новгородский князь В.В. Голицын со товарищи; другим полком командовал боярин Алексей Семенович Шеин с окольничим князем Ф.А. Барятинским, третьим боярин князь Владимир Дмитриевич Долгорукий с окольничим Скуратовым. Кроме того, в Красном Куту собран был передовой Севский полк, под начальством окольничего Неплюева; а в Запорожскую Сечь отправлен особый отряд с генералом Косаговым. Число московского войска для похода определено в 20 000 конницы или рейтар и 40 000 пехоты, то есть солдат и стрельцов (согласно с проектом Гордона); а вместе с украинскими казаками и разными инородцами оно должно было заключать в себе более 100 000 человек. 22 февраля князь Голицын с воеводами торжественно выступил из Москвы, после молебствия в Успенском соборе и приняв благословение от патриарха. Но воеводам пришлось немало бороться с известным злом наших военных сборов: несмотря на все строгие указы и понуждения, при поверке собравшихся полков, многие ратные люди оказались в нетях; одних дворян и детей боярских не явилось 1300 с лишком.
По всем признакам, принимая на себя главное начальство, князь Голицын рассчитывал добыть себе славу победоносного полководца, приобрести расположение ратного сословия и тем упрочить положение правительницы и свое собственное. Но, выехав из столицы, он на первых же порах должен был испытать явное к себе неуважение со стороны военно-придворных (гвардейских) чинов и убедиться, как много у него было в этой среде противников, не сочувствовавших ни крымскому походу в частности, ни царевне Софье и ее любимцу вообще.
Согласно с выработанными при отмене местничества правилами, Голицын велел расписать эти чины, то есть стольников, стряпчих, дворян и жильцов, не по сотням, как было прежде, а по ротам с назначением ротмистров, поручиков и хорунжих. Но это распоряжение не понравилось, и некоторые стольники (между ними князья Борис Долгорукий и Юрий Щербатый) явились на смотр со своими людьми на конях, покрытых черными попонами, то есть как бы в трауре. При суеверии того времени это было принято за дурное предзнаменование. Причастный сему суеверию, сберегатель встревожился и просил царевну о примерном наказании, «чтобы все (противники) задрожали»: он хотел, чтобы виновных заключили в монастырь навсегда, а земли их раздали неимущим. Софья готова была исполнить его желание. Но когда виновные узнали о грозившей каре, то со слезами выпросили у него себе прощение. Однако сберегатель не считал себя безопасным со стороны своих столичных противников, то есть многочисленной боярской партии Нарышкиных, и все время похода старался следить за действиями сей партии, которая, естественно, могла воспользоваться его отсутствием для разных против него интриг. С этою целью он вел деятельную переписку со своим главным подручником и доверенным лицом, то есть Шакловитым, и постоянно требовал от него уведомлений о том, что предпринимают его противники и какое впечатление производили в столице известия из армии. Так, однажды главнокомандующий угощал обедом воевод и высших офицеров; причем провозгласил чашу великих государей и царевны Софьи. Он тотчас написал Шакловитому, спрашивая, что говорили по Москве о прибавке имени царевны. Оказалось, что на сей раз мнительность его была излишняя, и прибавка прошла незамеченной. Но вообще из уведомлений Шакловитого он узнал, что противная ему боярская партия не дремлет: что во главе ее стоит князь Михаил Алегукович Черкасский; что сам патриарх Иоаким склонился на ее сторону и так далее52
.