Наиболее емкую характеристику курляндскому немцу дал C. M. Coловьев: «Бирон, красивый и привлекательный в своем обращении господин, нравившийся не одним женщинам, но и мужчинам своею любезностью, не был развращенным чудовищем, любившим зло для зла; но достаточно было того, что он был чужой для России, был человек, не умерявший своих корыстных стремлений другими, высшими; он хотел воспользоваться своим случаем, своим временем, фавором, чтоб пожить хорошо на счет России; ему нужны были деньги, а до того, как они собирались, ему не было никакого дела; с другой стороны, он видел, что его не любят, что его считают не достойным того значения, какое он получил, и по инстинкту самосохранения, не разбирая средств, преследовал людей, которых считал опасными для себя и для того правительства, которым он держался. Этих стремлений было достаточно для произведений
При Анне Ивановне Бирон стоял на вершине власти, и императрица лишь как бы находилась, состояла при фаворите, с которым она практически не расставалась. Одновременно с Бироном на авансцену российской политической жизни выходят авантюристы — братья Рейнгольд и Карл Левенвольд, К. Л. Мегден, И. А. Корф, Г. К. Кейзерлинг, Г. Ф. Дивен и др. Но, как замечает В. О. Ключевский, над этой «кучей бироновских ничтожеств высились настоящие заправилы государства, вице‑канцлер Остерман и фельдмаршал Миних». Если первый осуществлял внутри— и внешнеполитический курс страны, то второй ведал всеми военными вопросами. Для ощущения прочности своего положения императрица предусмотрительно позаботилась о создании еще одного лейб‑гвардейского полка — Измайловского. Его офицерский состав поручено было подобрать командиру полка Карлу Левенвольду «из лифляндцев, эстляндцев и курляндцев и прочих наций иноземцев». В конце перечня добавлено: «и из русских». В последующем и два других гвардейских полка возглавили иностранцы. В этих переменах маркиз де Шетарди заметил основное: «Эта гвардия составляет здесь главную опору власти, поэтому она вся поручена ведению иностранцев, чтобы на нее можно было положиться».
В марте 1731 г. сочли нужным восстановить ликвидированный при Петре II Преображенский приказ, правда, под другим названием — Канцелярия тайных разыскных дел. Во главе карательного органа поставлен граф Андрей Иванович Ушаков. Умный и расчетливый чиновник всегда знал свое место и всегда руководствовался «золотым правилом» бюрократии: никогда не действовать самостоятельно, особенно в таком специфическом деле. Именно эти качества позволили верному ученику самого Петра Великого и П. А. Толстого, первого начальника петровской Тайной канцелярии, пережить семерых царей и цариц. За ним водились и свойства ловкого царедворца, предупредительно угождавшего власть имущим.
А чем же конкретно занималась тайная полиция при Бироне? В принципе она должна была выявлять и предотвращать покушения на жизнь государя, заговоры и намерения государственного переворота. Но в правление Анны Ивановны подобного рода дел не было, потому сыскное ведомство сосредоточилось на установлении фактов об оскорблении чести и достоинства императрицы, непотребных высказываний о властях, ложных доносов, недоносительства и т. д. Все эти и сходные с ними «деяния» назывались преступлениями по «слову и делу государеву». К этой зловещей формуле мог прибегнуть любой пожелавший сообщить об имевшем место или затевавшемся преступлении. В абсолютном большинстве случаев такие дела были связаны с розыском по поводу сказанных (в основном в состоянии подпития) в адрес императрицы, фаворита и властей «непристойных» или «поносных» слов, чаще всего состоявших из крепких русских выражений. Это создавало почву для произвола. Результатом была гибель тысяч безвинных людей в застенках Тайной канцелярии. К ее услугам власти прибегали и для расправы со своими политическими противниками.
Наиболее громким из дел последнего рода было так называемое «дело Артемия Петровича Волынского», начавшееся весной 1740 г.
Как установлено историками, за кулисами с размахом организованного розыска стояли три первых лица государства — императрица, Бирон и Остерман, движимые инстинктом самосохранения, желанием подавить всякое стремление знати и дворянства к освобождению от засилья иностранцев. Основания для подобных опасений были. Ущемленное в национальных чувствах, русское дворянство все очевиднее проявляло недовольство. Когда вокруг бывшего астраханского и казанского губернатора А. П. Волынского, в 1738 г., после смерти П. И. Ягужинского, ставшего кабинет‑министром, стали группироваться недовольные бироновщиной лица, так называемые конфиденты, то тревога властей была нешуточной. Тем более что среди них были государственного уровня чиновники. Конфиденты тайно собирались для обсуждения составленного Волынским «Проекта о поправлении государственных дел».