История России с древнейших времен до наших дней

В молодости Елизавета, как отмечалось выше, не выказывала претензий на трон. Так было вплоть до момента, когда Анна Ивановна выдала свою племянницу замуж за Антона‑Ульриха. Потомство от этого брака практически закрывало Елизавете путь к трону, что побудило цесаревну деятельно включиться в дворцовые интриги. Время переменило не только ее взгляды, но и ее самое. Полуопальное положение, тихая уединенная жизнь Елизаветы при Анне Ивановне, опасения каверз со стороны «старых злодеев» Миниха и Остермана пошли на пользу. «Молодая, ветреная, шаловливая красавица, возбуждавшая разные чувства, кроме чувства уважения, исчезла, — пишет С. М. Соловьев. — Елизавета возмужала, сохранив свою красоту, получившую теперь спокойный, величественный, царственный характер. Редко, в торжественных случаях, являлась она пред народом, прекрасная, ласковая, величественная, спокойная, печальная; являлась как молчаливый протест против тяжелого, оскорбительного для народной чести настоящего, как живое и прекрасное напоминание о славном прошедшем, которое теперь уже становилось не только славным, но и счастливым прошедшим. Теперь уже при виде Елизаветы возбуждалось умиление, уважение, печаль; тяжелая участь дала ей право на возбуждение этих чувств, тем более что вместе с дочерью Петра все русские были в беде, опале; а тут еще слухи, что нет добрее и ласковее матушки цесаревны Елизаветы Петровны». Она действительно прямо‑таки источала столь необходимые в сложившихся условиях добродушие, снисходительность, ненавязчиво демонстрируя патриархальные привычки, простоту отношений. И к ней тянулись, особенно гвардейцы, многие из которых стали ее кумовьями. Она, по примеру отца, редко кому отказывала в просьбах стать крестной их детишек, и можно доверять сообщению Шетарди, что в новогоднюю ночь 1741 г. «сени, лестница и передняя наполнены сплошь гвардейскими солдатами», пришедшими с пожеланиями счастья в Новом году и «фамильярно величавшими эту принцессу своей кумой». Поэтому если и был хорошо законспирированный заговор (как считают многие историки), то его нетрудно было организовать. Но ряд исследователей высказывает сомнения в существовании у цесаревны заранее организованной широкой поддержки. Оснований для сомнений много. Отметим два наиболее существенных.

Несмотря на неоднократные предупреждения со стороны многих влиятельных лиц о существовании заговора, никаких реальных признаков его не обнаруживалось, и потому никаких мер предосторожности правительница Анна не принимала. Даже в ответ на предостережение Остермана раздался хохот. На все другие предупреждения о заговоре (кстати, каждый раз без указания на каких‑либо конкретных лиц) следовало: «Все это пустые сплетни». В чем Анна Леопольдовна и впрямь ошибалась, так это в оценке общественного настроения, направленного против управлявших страной иноземцев и с симпатией относившегося к дочери Петра I Елизавете. Об отсутствии широко организованного офицерского заговора в конфиденциальных беседах особо доверенным послам говорила и сама цесаревна, вполне мотивированно объясняя практическую невозможность его создания в тех условиях: «Здесь… слишком велико недоверие между отдельными лицами, чтобы можно было заранее привести их к соглашению; главное состоит в том, чтобы заручиться их сочувствием отдельно, а как скоро начал бы действовать один, все двинулось бы, как снежная лавина: всякий с удовольствием бы присоединился к движению, считая, что он равным образом разделит и славу успеха; в худшем (курсив мой. — М. Р.) же случае она, принцесса, предложит себя в предводители гвардии». При наличии якобы большого числа заговорщиков‑офицеров, возглавляемых людьми в генеральских чинах, и при поддержке не последних лиц государства невозможно внятно объяснить возникшую 26 октября 1741 г. ситуацию, когда, по сообщению Шетарди (сильно заинтересованного в перевороте), явившийся к нему в полночь камергер Елизаветы объявил, что, по имеющимся сведениям, царь умер, и растерянно спрашивал, что предпринять. Этот факт прямо говорит об отсутствии и подготовленного в офицерской среде заговора, и плана действий на непредвиденные случаи. Переворот произошел «в худшем» варианте, но, как оказалось в действительности, наиболее легком и надежном.

Все стало ясно за день до переворота, когда Анна Леопольдовна тет‑а‑тет сказала Елизавете о том, что ее «предупреждают… быть осторожной» с ней и «особенно советуют арестовать Лестока», поддерживающего тесные связи с французским посланником, добавив, что «она поистине не верит этому». Позднейшие исследователи дружно хвалили Елизавету за неимоверную выдержку и актерское мастерство: она смиренно ответила, что «никогда не имела в мыслях предпринять что‑либо против нее или против ее сына», а «когда мой доктор ездит до посланника французского, то я его спрошу, и как мне донесет, то я вам объявлю».