Однако думается, что Елизавета Петровна была не так проста, и ошибались те, кто считал, что ею легко управлять. Особо зоркие современники были о ней иного мнения и в первую очередь подчеркивали двойственность, своеобразие ее характера. Супруга английского посланника, часто общавшаяся с цесаревной в 20–30‑е годы, записала в своем дневнике под 1735 г.: «Своим приветливым и кротким обращением она нечувствительно внушает к себе любовь и уважение. В обществе она выказывает непритворную веселость и некоторый род насмешливости, которая, по‑видимому, занимает весь ум ее; но в частной жизни она говорит так умно и рассуждает так основательно, что все прочее в ее поведении, без сомнения, не что иное, как притворство. Она, однако, кажется искренней, я говорю — кажется, потому что никто не может читать в ее сердце». Сходную, но отличающуюся большим проникновением в суть характера императрицы запись в конце ее правления оставил французский дипломат Ж.‑Л. Фавье: «Сквозь ее доброту и гуманность… в ней нередко просвечивают гордость, высокомерие, иногда даже жестокость, но более всего — подозрительность. В высшей степени ревнивая к своему величию и верховной власти, она легко пугается всего, что может ей угрожать уменьшением или разделом этой власти. Она не раз выказывала по этому случаю чрезвычайную щекотливость. Зато императрица Елизавета вполне владеет искусством притворяться. Тайные изгибы ее сердца часто остаются недоступными даже для самых старых и опытных придворных, с которыми она никогда не бывает так милостива, как в минуту, когда решает их опалу. Она ни под каким видом не позволяет управлять собой одному какому‑либо министру или фавориту, но всегда показывает, будто делит между ними свои милости и свое мнимое доверие». Сказанное подтверждается теми письмами Елизаветы, в которых ей не было нужды играть в показное добродушие, «материнское великодушие». По жесткости стиля они ничем не отличаются от писем ее отца. Характерно, что и в гневе она походила на отца — ее красивое лицо безобразно искажалось, взгляд как бы прожигал «провинившегося» насквозь. Екатерина II так описывает один из случаев подобного общения с ней: «Она меня основательно выбранила, гневно и заносчиво… Я ждала минуты, когда она начнет меня бить… я знала, что она в гневе иногда била своих женщин, своих приближенных и даже своих кавалеров».
Для управления государственными делами при подобных правителях система выдвигала «сильных персон» или просто удачливых фаворитов. Правда, не все фавориты испытывали желание управлять страной и самой императрицей, некоторые предпочитали остаться лишь ее интимными партнерами. Таким и был наиболее известный фаворит Елизаветы Алексей Григорьевич Разумовский, сын черниговского казака, в детстве пасший домашнюю скотинку. Утверждали, что Елизавета была с ним тайно обвенчана, но документально это не подтверждается, равно как и слухи о детях от этого брака. Сказочной перемене в своей судьбе Алексей Розум (его фамилия по отцу) был обязан внушительной и красивой внешности и редкому по мощи басу. Взятый в 1731 г. из церковного хора в придворные певчие, он попался на глаза цесаревне, как раз переживавшей утрату третьего по счету своего фаворита, сосланного Анной Ивановной в Сибирь. После переворота 1741 г. фаворит цесаревны стал фаворитом императрицы, и на него тут же посыпались награды: он сам и двое его братьев возведены в графское достоинство; ему пожалованы богатые вотчины. А в 1756 г. последовало новое пожалование — он стал фельдмаршалом. Надо отдать должное А. Г. Разумовскому: пролившийся на него дождь наград и пожалований отнюдь не развратил его. По натуре будучи человеком без больших способностей и энергии, он обладал чувством самоиронии и ко всему происходящему относился с изрядной долей юмора, о чем сохранились достоверные известия современников. Он вполне довольствовался положением «просто» фаворита и ни во что не вмешивался. Младший его брат Кирилл, после учебы в Тюбингене и Париже в 1746 г., в 18 лет был назначен президентом Петербургской Академии наук, а с 1750 г. стал гетманом Украины (последним). Бескорыстием отличался и последний фаворит императрицы — Иван Иванович Шувалов, покоривший ее сердце в конце 40‑х гг. XVIII в. 22‑летний юноша, осенью 1749 г. он был неожиданно пожалован в камер‑юнкеры — верный знак расположения августейшей особы. От предшественника его отличала широкая образованность. Он по зову души покровительствовал наукам, искусствам, писателям, чем обеспечил себе почетное место в истории русской культуры.