История русского искусства

Проповедники беспрерывно вели войну с землею – земными страстями, земными радостями. Этою борьбой прониклось и искусство живописи, создававшее только суровые лики, только те же угрозы адскими мучениями, какие раздавались из уст проповедников.

Мало-помалу, всячески стараясь удалиться от земли и всего земного, византийское искусство стало приобретать характер декоративности: условного, почти символического воспроизведения существующих в природе форм. Как узор орнамента создавался посредством стилизации – известной обработки существующих в природе форм, так и живопись стала по-своему перерабатывать существующие в природе формы, стремилась воспроизводить не живых людей, а лишь человекообразные существа.

Человек – «образ и подобие Божие». По этому «образу и подобию» живописцу предстояло воссоздать недоступное человеческим взорам изображение самого Божества. Стремясь прежде всего обесплодить человеческий образ, изгнать из него все земное, живописец волей-неволей создавал нечто столь же декоративное, как орнамент, нечто взятое из природы, но искусственно преображенное и удаленное от нее.

Византийская мозаика VI века в апсиде базилики Сант-Аполлинаре-ин-Класс. Равенна, Италия

Новые пути для церковной живописи на Западе проложил св. Франциск Ассизский. Он приблизил религию к жизни, небо к земле. Он возвратил природе утраченные было ею права в области церковной живописи и доказал, что земная красота не унижает и не противоречить святости. Под непосредственным его влиянием народилось новое направление религиозной, церковной живописи. Декоративные стремления византийцев сменились рядом попыток найти в самой природе, окружающей мастеров, действительности формы, способные воплотить самые высокие религиозные идеи.

Византийская живопись, приглядываясь к человеку, старалась угадать в нем очертания Божества. Новое искусство, стремясь изобразить Божество, стало обожествлять живого человека, выражать божественные идеи в лицах живых людей, окруженных живой природой. Византийская икона сменилась рафаэлевской мадонной.

Русская церковная живопись надолго подпала под исключительное влияние Византии. Новое же направление религиозной живописи, созданное в Западной Европе Франциском Ассизским, на Руси постигла довольно странная судьба: оно, как будто, начало проникать в русскую иконопись и выразилось в многокрасочности новгородских икон, но, по совершенно невыясненным еще обстоятельствам, быстро замерло и пробудилось к жизни лишь в XVIII веке[6].

После этого периода жизненности колорита русский художник на несколько столетий обратился в покорного последователя византийских традиций, установившихся обычаев и образцов. Ему предписывалось изображать святых с «древних образцов, а от самосмышления и своими догадками Божества не описывать». Древнерусский живописец должен был изучать не природу, не окружавшую его жизнь, а «лучшие образцы древних живописцев».

Эти лучшие образцы были созданы Византией, где искусство, как говорят проф. Д. В. Айналов и Е. К. Редин, «на первых же порах стало догматическим, религиозным в строгом смысле слова… Вместо художественно-религиозного представления почитаемого сюжета, явилось догматически-точное и подробное воспроизведение его. Понятно, что ремесло, техника в этом случае играла наиболее видную роль».

Таким образом в России создалась особая, специальная отрасль живописи, получившая и специальное, отделяющее ее от настоящей, свободно-развивающейся живописи название – «иконопись». Всякое понятие выражено в строго-определенной формуле, от которой почти невозможны никакие отступления. Новизна художественной идеи могла проявляться, в сущности, лишь в новых комбинациях этих формул, в способах их объединения и распределения по плоскости иконной доски или предназначенной для росписи церковной стены.

Собрание этих художественных формул, так называемый «подлинник» служил обязательным руководством для иконописца. Если в подлиннике было сказано, что «св. Евстафий млад, как князь Глеб волосы по плечам, на голове шапка княжеская и ризы княжеския желтые», то иконописец именно так, по этой «формуле», и должен был изображать св. Евстафия. Большего от него и не требовалось.

С формальной стороны, с церковной точки зрения, эти описания и сопровождающие их «переводы», – снятые на прозрачную бумагу, очертания соответствующих по сюжетам византийских образцов, – должны были являться единственными источниками художественного творчества а на долю мастеров оставлялось лишь более или менее искусное техническое их выполнение.

Однако, несмотря на преклонение перед византийскими преданиями, «русская иконопись, как говорить проф. Н. П. Кондаков, представляет совершенно самобытное явление в истории искусства, которое нельзя смешать ни с какими другими».