Маленькая церковка Спаса-Нередицы, одиноко стоящая в окрестностях Новгорода, забытая и заброшенная в течение целых веков, именно потому и сохранила в неприкосновенности свою древнюю живопись, что была забыта. Нередицкия фрески, «по обилию иконографических сюжетов и типов, удовлетворительной сохранности и отсутствию новейших исправлений, превосходят почти все известные доселе памятники фресковой росписи в Византии и России до XV века», – говорит Н. В. Покровский.
Общий стиль этих фресок, оставаясь византийским, уже несколько отличается от киевских фресок. Характерное для византийской живописи стремление к аскетическим типам здесь проступает ярче: лица изборождены глубокими морщинами и суровы, фигуры сильно вытянуты, с целью придать им наиболее изможденный аскетический вид. Некоторая миловидность в типах ангелов и женских лиц, еще заметная в киевских фресках, сменяется суровостью. Живопись становится еще отвлеченнее, еще дальше от земли и природы. Особенно запечатлены этим аскетизмом изображения святителей.
Среди нередицких фресок сохранился, между прочим, древнейший образец иконописного изображения Страшного суда. На правой части этой фрески видна восседающая на звере апокалиптическая блудница с чашею в руках, из которой пьет змей, архангел Михаил, свертывающий олицетворяющий небо свиток с изображением солнца и луны, трубящие ангелы, восседающие на престолах апостолы, мучения грешников.
Большой интерес по сюжету представляет также находящееся в алтарном своде изображение Христа в виде старца с надписью: «Иисус Христос ветхий деньми». Иконописец попытался в данном случае отнести ко Христу слова пророка Даниила: «престоли поставишася и ветхий деньми седе».
Но всего интереснее в историческом смысле находящаяся в арке южной стены церкви фреска с изображением восседающего на престоле Спасителя и русского князя, подносящего Христу модель сооруженного им храма. Длинная надпись, находящаяся на этой фреске, восхваляет «боголюбиваго» князя, «второго Всеволода», и желает ему небесного царствия.
Иконописец хотя и воспользовался здесь образцами, выработанными в Византии для подобных случаев, но изобразил князя не в византийском, а в русском костюме, попытался внести в икону нечто из окружавшей его действительности, а не из византийского священного образца.
В других фресках XII века – в Георгиевской церкви в Старой Ладоге – признаки падения искусства выступают еще яснее. Рисунок киевских и нередицких фресок в общем еще довольно правилен, – здесь уже не редкость и неверный рисунок. Менее гармоничен и колорит. Аскетизм властно проникает и в миловидные когда-то лица ангелов: они становятся старообразными, изборожденными морщинами, сурово сдвигающими брови и губы.
Мирожская икона Божией Матери с предстоящими святыми князьями Довмонтом и Марией Дмитриевной
Здесь особенно интересно согласное с древней легендой изображение св. Георгия, нападающего на дракона. Возле дракона стоит спасенная от его пасти царевна, а царь и царица с придворными смотрят на происходящее из дворца.
Известен среди археологов своими фресками XII века и третий храм – церковь Преображения в Псковском Мирожском монастыре. Рисунок этих фресок, как говорят гр. И. И. Толстой и проф. Н. П. Кондаков, отличается всеми недостатками, свойственными византийскому искусству XII–XIII веков: «головы слишком малы, грудь и бедра слишком высоки, четыреугольны, массивны и тяжелы у мужских фигур, наоборот, крайне умалены у женских». Неумелость русских мастеров внесла новые недостатки: «мелкую штриховку волос. повсюду одинаковую без различия возрастов и типов, неуклюжий рисунок ног и рук, отсутствие сандалий».
В росписи стен Мирожской церкви зато есть много таких религиозных композиций, Какие не встречаются, например, в нередицких фресках.
Тот же строго византийский характер носила фресковая живопись и во Владимиро-Суздальской области. Исследователи еще спорят о национальности ее мастеров, до такой степени рабски следовали византийским образцам русские иконописцы.
Уцелевшие фрески Дмитриевского собора во Владимире относятся к XII веку, но были поновлены в XV веке. Здесь представляют интерес остатки изображения Страшного суда и в числе их группа праведников ведомых в рай апостолом Петром, и замыкающих это шествие двух ангелов, трубящих «в землю» и «в небо».
Дошедшие до нас в очень небольшом количестве и крайне испорченном виде остатки фресок XIII и XIV веков не дают почти ничего нового в смысле самобытности.