История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том I

Все эти новые символы были спешно созданы и сфабрикованы за несколько десятилетий и стремительно облекли плотью и кровью новый основополагающий государственный миф, обретший окончательное чеканное завершение в краткой и амбициозной формуле: «Москва – третий Рим». Эту формулу высказал в начале XV века старец псковского Елеазарова монастыря Филофей. По его словам, история – смена различных «царств», воплощающих в себе Божественный Промысел. Первым была Римская империя, которая быстро впала в грех «латынства» и потому утратила свою миссию. Затем возник «второй Рим» – Византия, которая, однако, пошла на Флорентийскую унию и тем подорвала чистоту своей веры и оттого пала под ударом турок. Третий Рим последних времён, который будет хранить чистоту православия незамутненной до Конца Света (ибо «четвёртому не бывать») – это Москва. Православие в ней не искажено «латинством», не подчинено «басурманству» и не заражено ересями. Так задача создания централизованного самодержавного Московского государства ставилась во всемирно-исторический контекст, увязывалась с задачей религиозного спасения всего человечества. В лозунге «Третьего Рима» соединились в лаконичной форме имперская, державная, религиозно-мессианская, эсхатологическая и националистическая идеи: наследие первых двух «Римов», нетерпимость к иным верам и народам, энтузиазм, абсолютность власти царя – мирской и духовной, претензия на мировое господство.

В своём послании к Василию III инок Филофей писал: «все царства православные христианской веры снидошася в твоё едино царство. Един и во всей поднебесной христианам царь… Яко два Рима падоша, а третий стоит, а четвёртому не быти…». То есть пророчествуется, что до Конца Света и Второго Пришествия Христа Москва останется единственным оплотом истинной веры. «Русская вера» отныне превосходила «греческую». Религиозное первенство Константинополя отныне отрицалось Московией точно также, как отныне Москвой отрицалось политическое первенство Сарая. Московский «ребёнок» Орды и Византии подрос и отрёкся от своих «родителей».

По словам Филофея, подданные не только были обязаны безоговорочно подчиняться государю во всём, но даже и в мыслях не могли никак осуждать его, поскольку воля государя – непосредственное и прямое проявление Божественной воли, а роптать на него, всё равно, что роптать на Бога. Так власть московского деспота соединила в себе высшую светскую и духовную власть («цезарепапизм»), а церкви придавалось значение одного из орудий в руках государственной власти. В обязанности государя теперь входил контроль за всеми религиозными делами, назначение епископов и митрополитов, руководство церковными соборами. Сопротивление же соседних княжеств московской захватнической политике толковалось не иначе как сопротивление Божественному Закону, то есть как тяжкий грех. Не случайно в начале XVI века у москвичей появляется характерная поговорка: «То ведает Бог да великий государь».

Так московские правители вступили в пользование наследством Киевской Руси (ибо они «государи всея Руси» – и потому уже вечные непримиримые и заклятые враги Руси Литовской, во владениях которой русских людей жило значительно больше, чем в Московии), наследством Золотой Орды (заняв место хана и в своем неуклонном экспансионистском движении на Восток захватив почти всю территорию Улуса Джучи), наследством Византии (став «третьим Римом», главной православной державой). Теперь даже и на ханов Касимова, Казани, Астрахани, Сибири, Бахчисарая, и на литовских великих князей можно было московским владыкам смотреть свысока. И с боярами и князьями своими Иван III, женившийся на властной и гордой византийской принцессе и введший у себя после этого придворный византийский церемониал, стал обращаться не как равный с равными, а как восточный повелитель с рабами. (Бояре долго потом жаловались друг другу втихомолку на иноземных «жён-злодеек», – Софью Витовтовну, Елену Волошанку и Софью Палеолог, – от которых-де «старина порушилась»).