История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1

пошлости. Его психологический лейтмотив – самодовольство, его

геометрическое выражение – круглость. Он – золотая середина.

Другие персонажи, помещики, которых навещает Чичиков по своим

темным делам, – типичные «темпераменты» (ибо оголевский метод

создания комических персонажей с его преувеличениями и

геометрическим упрощением очень напоминает Бен Джонсона).

Собакевич – сильный, молчаливый, прижимистый, квадратный,

похожий на медведя; Манилов – сентиментальный глупец с

умильным ртом; Коробочка – глупая вдова; Ноздрев – хам и лгун, с

повадками доброго малого – все это вечные типы. Плюшкин, скупец,

стоит особняком, потому что здесь у Гоголя слышится трагическая

нота: этого человека погубил собственный «темперамент»; он за

пределами пошлости, потому что в глубине своего падения он не

самодоволен, а несчастен; в нем есть трагическое величие. Среди

прочего первая часть Мертвых душсодержит Историю капитана

Копейкина, где в словесной выразительности Гоголь превзошел

самого себя.

Вторая часть великого эпоса, если судить по тому, что от нее

осталось, была явным падением. Гоголь пытался тут побороть

естественные тенденции своего стиля и стать объективнее и

реалистичнее. Ему удалось лишь надорвать свои силы. Есть тут

первоклассные вещи в стиле первой части (особенно темперамент

обжоры Петуха), но в новой манере он потерпел полный провал.

Объективно написанные персонажи, в которых есть и хорошее, и

дурное, оказались безжизненными, а идеальные – хороший

откупщик, добродетельный губернатор – пустыми и совершенно

неубедительными. Здесь Гоголю удалось выйти за пределы того, что

он почитал своей ограниченностью.

Гоголевский дар подражания предопределил его для драматургии. Его

величие как драматурга основывается прежде всего на Ревизоре,

который, без сомнения, величайшая пьеса на русском языке. Она

высшее достижение драматургии не только по обрисовке характеров

и качеству диалога – она одна из немногих русских пьес, которые

именно пьесы, выстроенные от начала до конца с непогрешимым

искусством. Оригинальность ее плана, по сравнению с современной и

классической драматической литературой, заключается в отсутствии

любовного элемента и положительных персонажей. Последнее

обстоятельство особенно раздражало врагов Гоголя, но как сатира пьеса от

него чрезвычайно выиграла. Ревизорбыл задуман как моральнаясатира

против плохих должностных лиц, а не как социальная сатира против

системыкоррупции и безответственного деспотизма. Но каковы бы ни были

намерения автора, пьеса была принята как социальная сатира, и оказала

большее влияние на движение против деспотизма Николая I и системы

бюрократической безответственности, чем какое бы то ни было другое

литературное произведение. По своему символическому значению, по

популярности персонажи Ревизорастоят рядом с персонажами Мертвых душ.

Они менее геометричны и, поскольку их характеризуют только диалоги,

более человечны и гибки. Они не настолько «темпераменты», они

обыкновеннее, зауряднее, чем Собакевич и ему подобные. Глава местной

администрации, городничий – сатирическая фигура огромного

символического значения и глубины. Что же касается центрального

персонажа, Хлестакова, лжеревизора, – он так же субъективен и

интроспективен, как Чичиков. Если в Чичикове Гоголь экстраполировал все

«растительные» элементы своего «я», то в Хлестакове он возвел в символ

безответственность, легкомыслие, отсутствие чувства меры, столь

свойственные его личности. Но, как и Чичиков, Хлестаков полностью

«транспонирован», он совершенно живая фигура, самая живая из всех,

существующих в русской литературе, – воплощение бессмысленного

движения и бессмысленного брожения на основе безмятежно честолюбивой

неполноценности. Что же касается диалога Ревизора, то он выше

восхищения. От начала до конца – ни одного неверного слова, ни одной

неверной интонации, и такая сила комизма, которая даже у Гоголя

встречается не всегда.

Из других гоголевских пьес Владимир третьей степени,

планировавшийся в 1833 г. как сатира на петербургскую бюрократию,

остался незаконченным, похоже, потому, что Гоголь отчаялся

протащить его сквозь цензуру. Женитьба, начатая в 1832 г. и

законченная в 1842 г., очень отличается от Ревизора. В ней нет ни

сатиры, ни конструкции. Построена она рыхло, диалог полностью

господствует над действием. Это просто смешно, хотя и на

фрейдистской основе (все тот же «комплекс импотенции», что и в

Шпоньке). Характеры и диалог великолепны. Тут Гоголь, не

связанный идейными задачами, дал полную волю своему гротескному

воображению, своему имитационному дару и в комизме превзошел

самого себя. Последняя пьеса, Игроки, ниже обеих великих комедий.

Это неприятная пьеса, населенная негодяями, которые ничуть не

смешны, и, хотя конструкция тут выдержана, пьеса суха, и ей не

хватает богатств настоящего Гоголя.

На сцене, как и в художественной прозе, Гоголь – и в этом его

историческая роль – был проводником реализма. Тут и там он был