История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2

устарелые реалисты прежнего образца, которые начали писать поздно и потому

кажутся молодыми (как, например, Пантелеймон Романов, р. 1884),

напечатавший две первые части огромного и скучнейшего романа Россия, по-

видимому, имеющего целью дать синтез новейшей русской истории; есть

пролетарские писатели, большинство которых – неуклюжие неоперившиеся

птенцы, которым надо работать и учиться, прежде чем они смогут произвести

на свет что-нибудь значительное. Писатели, о которых я тут говорю, –

литературный пик поколения, родившегося примерно между 1892 и 1900 гг.,

причем писатели, а не журналисты. Эти-то писатели и есть самый интересный

и ценный факт сегодняшней русской литературы.

Первый из новых писателей, обративший на себя общее внимание, был

Борис Пильняк (псевдоним Бориса Андреевича Вогау, смешанного русско-

немецкого происхождения, р. 1894 г.). Он начал писать до революции (в

1915 г.), но ранние его вещи неоригинальны и отражают самые разные влияния,

больше всего – Бунина. В 1922 г. появляется его «роман» – Голый год, который

произвел нечто вроде сенсации как своим сюжетом, так и новой манерой. Этот

роман не роман вовсе: характерное для новой русской прозы отсутствие

повествовательности достигает тут своего предела. Это, скорее, симфония,

разворачивающаяся по законам, изобретенным автором, задуманная как

панорама России в родовых муках революции и Гражданской войны. Главное

литературное влияние, которое тут ощущается – влияние ПетербургаАндрея

Белого. Как и Петербург, это, прежде всего, философия истории: единственный

реальный персонаж книги – Россия, Россия как стихийная сила и историческое

единство. Революция для Пильняка – это восстание крестьянских масс и

низших классов против нерусского государственного устройства Петербургской

империи. За Голым годомпоследовали Иван-да-Марья(1923), Третья столица

(1923) и множество коротких «повестей» того же характера. «Романы» и

«повести» Пильняка можно рассматривать как политический журнализм

высокого класса, принявший форму музыкальной фуги. К сожалению, Пильняк

слишком туп, некультурен (несмотря на поверхностный лак «символистской»

культуры) и безыдеен, чтобы его концепция русской истории представляла

какой-либо глубинный интерес. Манера его, в значительной степени

188

развивающая манеру Андрея Белого, в деталях, однако, принадлежит ему

самому: она построена на широких панорамах и массовых эффектах, с

изобилием исторических аллюзий и сознательном использовании

«пересекающихся плоскостей», – так, чтобы линия повествования (если его

можно так назвать) то и дело резко обрывалась и потом подхватывалась вновь в

другой географической и конструктивной точке. Он доходит до того, что ради

«пересечений» и «разъединений» вставляет в свои произведения куски из

чужих книг: Третья столицасодержит длинные цитаты из Господина из Сан-

Францискои из рассказа Всеволода Иванова. В целом, манера Пильняка – тупик

и не более чем курьез. Его «романы» были бы жалки, если бы не подлинный

дар яркого, реалистического живописания, благодаря которому в голой пустыне

его исторических рассуждении возникают освежающие островки. Глава Голого

года– Поезд № 58, – рассказывающая о езде по Советской России в 1919 г., –

великолепный пример его грубого, неподслащенного и откровенного

натурализма. Ксения Ордынина в книге Иван-да-Марья, дворянская девушка,

ставшая агентом ЧК и совершающая неслыханные жестокости на почве своего

полового извращения (она говорит, что для нее революция «пахнет половыми

органами») – страшная и достоверная, хоть и, разумеется, непривлекательная

фигура. Пильняк побывал в Англии (в 1924 г.) и написал книгу Английские

рассказы(1924), но о них – чем меньше, тем лучше, ибо они просто глупы до

невероятности.

Манера Пильняка получила распространение. Ему подражают многие

молодые писатели. Самый видный из «пильняковцев» – Н. Огнев; его повести о

революции ( Евразияи Суд республики) воспроизводят манеру Пильняка с

несколько большей логичностью и вводят более крепкий костяк в

повествование. Влияние Белого, в более притушенной форме, ощущается в

произведениях Владимира Лидина (род. 1894), который начинал в 1915 г. как

последователь Чехова и последние книги которого посвящены описанию

«советских будней» в Москве. Это, как и многое в современной литературе,

описание без повествования: витиеватый и притязающий на большее вид

художественного журнализма.

Леонид Максимович Леонов (род. 1899 г. в Москве) принадлежит к более

молодому поколению. Первые его рассказы появились в 1922 г. Большая часть

их выдержана в ортодоксально-ремизовской сказовой манере, где внимание

читателя привлекается в первую очередь к орнаментальной фактуре стиля. Он

еще не проявил своего истинного лица, но доказал выдающуюся литературную

одаренность в произведениях, очень отличающихся друг от друга по стилю. Он

в принципе pasticheur(имитатор), но pasticheurвысокого класса. Конец