История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2

Но он так пьян, что не в состоянии узнать ее, и ее уводит пошлый господин,

который обещает утолить ее жажду земной любовью. Третья сцена – в пошло-

элегантной гостиной. Там находятся Поэт и Звездочет, огорченный внезапным

падением звезды первой величины. Внезапно появляется Незнакомка,

преследующая господина, который увел ее с собой. Поэту кажется, что он

узнает ее – но нет! Неузнанная, она исчезает, и упавшая звезда опять сияет на

зимнем небе. Даже те, кому не по вкусу придется романтизм этой пьесы, оценят

единственные по мастерству прозаические диалоги, искусную структуру первой

и третьей сцены, которые построены параллельно, так что разговоры в

гостиной ежеминутно напоминают зрителю, пугающе и жутко повторяя их,

разговоры в кабачке. С этих пор кабак часто появляется в блоковской поэзии.

Теперь она наполняется вином, женщинами и цыганскими песнями – и все это

на фоне страстного отчаяния и безнадежной тоски о навеки утраченном

видении «Прекрасной дамы». Страстное и безнадежное разочарование – такова

отныне атмосфера поэзии Блока. Только изредка его вырывает из постоянного

уныния вихрь земной страсти. Такой вихрь отразился на цикле Снежная маска;

эта экстатическая, лирическая фуга написана в первые дни 1907 года.

Гений Блока достигает зрелости к 1908 году. Стихи, написанные за

последующие восемь лет, вошли в третий том, который вместе с поэмой

Двенадцатьнесомненно является самым крупным из того, что было создано

русским поэтом за последние восемьдесят лет. Блок не был человеком

огромного ума или огромной моральной силы. Не был он в сущности и

великим мастером. Искусство его пассивно и непроизвольно. Он скорее

регистратор поэтического опыта, нежели строитель поэтических зданий.

Великим его делает наличие переполняющего его поэтического духа,

133

словно явившегося из иных миров. Он сам описал свой творческий процесс

в одном из замечательнейших своих стихотворений– Художник(1913) как

совершенно пассивное состояние, очень близкое к мистическому экстазу, как

его описывают великие западные (испанские и немецкие) мистики. Экстазу

предшествует состояние тоскливой скуки и прострации; потом приходит

неизъяснимое блаженство от ветра, дующего из иных сфер, которому поэт

отдается безвольно и послушно. Но экстазу мешает «творческий разум»,

который насильно заключает в оковы формы «легкую, добрую птицу

свободную» – птицу вдохновения; и когда произведение искусства готово, то

для поэта оно мертво, и он снова впадает в свое прежнее состояние

опустошенной скуки.

В третьем томе блоковский стиль пульсирует полнее и сильнее, чем в

ранних произведениях. Он напряженнее и полнокровнее. Но, как и в ранних

вещах, он так сильно зависит от тончайших, легчайших особенностей языка,

звука, ассоциаций, что все попытки перевода становятся безнадежными. Самые

чисто лирические стихи можно читать только в подлиннике. Но стихи другой

группы, более иронические и, следовательно, более реалистические, не вполне

непереводимы.

ПЛЯСКИ СМЕРТИ

Как тяжко мертвецу среди людей

Живым и страстным притворяться!

Но надо, надо в общество втираться,

Скрывая для карьеры лязг костей...

Живые спят. Мертвец встает из гроба,

И в банк идет, и в суд идет, в сенат...

Чем ночь белее, тем чернее злоба

И перья торжествующе скрипят.

Мертвец весь день трудится над докладом.

Присутствие кончается. И вот –

Нашептывает он, виляя задом,

Сенатору скабрезный анекдот...

Уж вечер. Мелкий дождь зашлепал грязью

Прохожих, и дома, и прочий вздор...

А мертвеца – к другому безобразью

Скрежещущий несет таксомотор.

В зал многолюдный и многоколонный

Спешит мертвец. На нем – изящный фрак.

Его дарят улыбкой благосклонной

Хозяйка – дура и супруг – дурак.

Он изнемог от дня чиновной скуки,

Но лязг костей музыкой заглушен...

Он крепко жмет приятельские руки –

Живым, живым казаться должен он!