История с географией

Дмитрий крайне лестно отзывался о моем пасынке, перечисляя его достоинства, которыми он завоевал общее уважение, а я, в припадке сентиментальности писала beau-frère[348], что буду считать пасынка своим родным сыном и, со временем, когда обеспечу своих племянниц, закреплю за ним или обеспечивающий его участок земли, или усадьбу, потому что он горячо принялся за спасение от продолжавшихся попыток конфискации. Поселившись в усадьбе и став польским подданным, он тем самым спасал имение от конфискации…. Я же все еще не могла получить визы! Теперь дядюшка хлопотал о визе на Ригу, но и в Ригу мне визу не давали! Только в 1925 году, случайно узнав, что профессор Бодуэн де Куртене в Варшаве (брат Алексей Александрович еще в до военное время высвободил его из тюрьмы), именем брата просила его выхлопотать мне визу. С визой от Куртене я наконец попала в Глубокое! Увидев свой дом и усадьбу целыми и невредимыми, с любовью украшенными Димой после десяти лет всевозможных опасностей в прифронтовой полосе, мне казалось, я переживаю искреннее, глубокое счастье… Дима совсем оправился, окреп и за год перед тем женился на очень милой девушке. Это была нежная, любящая парочка. Дима горячо выражал мне свою благодарность, только Ива пришла требовать с меня пять тысяч за то, что она привезла ко мне «спасителя», да и смущала меня какая-то ссора Димочки с дядюшкой, который счел нужным выехать из Глубокого, якобы закончив свою миссию. Но увы! Большое искренне счастье мое было катастрофой! Незадолго до моего приезда, прослышав о возможности моего приезда, Дмитрий все под тем же предлогом возможной конфискации и якобы вынужденный спасать именье, перевел все на имя Димы, и я приехала в «чужое именье». А вероятно взамен, все деньги, вырученные от продажи участков, от которых за покрытием всех расходов на леченье, образованье, обмундированье, восстановление дома и усадьбы, мне оставалось пятнадцать тысяч, все были истрачены и даже не внесены в расходные книги, то, что я всегда требовала…