История Смутного времени в России в начале XVII века

Сим позорным действием прекратилось царствование царя Шуйского, ознаменованное величайшими из бедствий, каким только Россия подвергалась со времен татарского нашествия. Но несправедливо бы на него одного возлагать вину сих зол. Четырехлетнее правление его было ничто иное, как беспрерывная борьба против начал, разрушающих общественное благоустройство, которые хотя и развились при нем, но коих зародыш засеян был еще при Годунове. Может быть, никакая человеческая премудрость не в состоянии была усладить горькой чаши, оставленной Борисом в наследие своим преемникам! По крайней мере, Василий, хотя и в преклонных летах, явился кормчим бодрым и бесстрашным среди ужасных бурь, непрестанно воздымаемых разожженными страстями. Благородные его усилия могли только отдалить, но не предупредить крушение, и, наконец, сраженный разъярившимися волнами мятежа, он пал, но не бесславно, и, выходя из царских чертогов, имел более права, чем Франциск I в Павии, сказать: «Все погибло, кроме чести!» Впрочем, он и тут еще не погибал для истории. Развенчанному старцу суждено еще было занять несколько прекрасных страниц в летописях Русского царства.

Москвитяне, совершив свой постыдный подвиг, в особенности в угождение к тушинцам, коих надеялись тем отвратить от самозванца и привлечь к единомыслию на защиту столицы от поляков, скоро убедились в тщете своих ожиданий. Высланные ими восемнадцатого числа на поле к Данилову монастырю переговорщики объявили приверженцам Лжедимитрия, что Москва сдержала свое слово и свела с престола Василия и что им предстоит также исполнить данное обещание и выдать головой самозванца²⁰³. Но начальники тушинцев уговаривались с москвитянами неискренно; их намерение было низвержением царя возбудить только новые казни в столице и тем открыть себе путь к овладению оной. Обрадованные успехом своей злодейской хитрости, они насмешками отвечали переговорщикам, что москвитяне похвально поступили, низложив похитителя престола, но что они, со своей стороны, готовы умереть за законного своего государя.

Вероломство тушинцев печально поразило столицу. Бесполезное преступление тяготило совесть многих, посягнувших на злое дело единственно из убеждения, что оно необходимо для спасения гибнущего Отечества. Верный патриарх, пользуясь смущением обманутых москвитян, стал было убеждать их возвратить державу Василию. Но и те, которые действительно раскаивались в нарушении присяги, данной Василию, колебались признать его снова своим государем, страшась заслуженной от него мести за прежнюю свою дерзость. Между тем и сам Василий не оставался совершенно в бездействии; хотя и находился под присмотром, однако ж успел войти в тайные сношения с некоторыми из преданнейших к его дому людей и через них старался подкупить стрельцов, коих в Москве находилось до восьми тысяч. Весть о сих происках встревожила главных зачинщиков народного восстания. Они решились прибегнуть к новому насилию, чтобы отстранить всякую возможность возвратить престол низверженному царю. Тратить время им казалось опасным, и для того девятнадцатого июля Захарий Ляпунов, князь Петр Засекин, князь Василий Тюфякин, Михайло Аксенов, князь Федор Мерин Волконский и несколько других заговорщиков, взяв с собой священников и дьяконов из Чудова монастыря, отправились в дом Шуйского и объявили бывшему царю, что для успокоения умов ему должно постричься. Василий решительно отверг сделанное ему предложение, укорял москвитян в несправедливой злобе и говорил, что от него приняли достойную месть только обманщик расстрига и мятежные сподвижники разорителей Отечества, а что их, москвитян, ни в чем никогда не обижал²⁰⁴. Речи сии не тронули заговорщиков; по приказанию их священники приступили к священнодействию. Василий еще противился и, вместо требованных от него обещальных ответов, не переставал громогласно провозглашать, что не имеет желания вступить в монашество. Отречение от мира говорил за него князь Тюфякин²⁰⁵, а Ляпунов с товарищами крепко держали его во время пострижения. По совершении обряда мнимого инока отвезли в крытых санях в Чудов монастырь. Святотатственное дело неизреченно огорчило достойного патриарха. Он не переставал именовать Василия царем, а князя Тюфякина проклинал и признавал за нечестивого инока. В одно время постригли и царицу, также поневоле, в Вознесенском монастыре.