История социологической мысли. Том 2

Одним из важнейших аспектов тех перемен, которые претерпела социология в последние десятилетия XX века, была реабилитация философии как области, которой социолог не только не может, но и не должен сторониться. Правда, как нам известно, философия всегда влияла на социальные науки, находясь, по существу, у истоков всех самых серьезных теоретических переломов (достаточно вспомнить роль позитивизма, неокантианства, прагматизма, неопозитивизма и т. д.), но социологи большей частью не принимали этого к сведению, склоняясь к мысли о том, что «зрелость» их дисциплины прямо пропорциональна степени ее независимости от философских «спекуляций».

Свою внешнюю независимость от философии они обычно связывали либо с тем, что являются прежде всего эмпириками, чья задача – просто изучение фактов и только фактов, либо с тем, что углубляющееся разделение труда требует от каждой дисциплины своего рода автаркии, а стало быть, надо самим справляться с проблемами, которые относились или относятся к области других дисциплин или же философии. В результате, даже поднимая проблемы par excellence философские, они обычно представляли себе, что либо преобразуют их в чисто научные, либо сумеют справиться с ними своими силами как с собственными «метатеоретическими» научными проблемами, которые, вопреки видимости, не имеют с проблемами философов ничего общего. В ходе дискуссии о кризисе социологии этому образу мысли был нанесен серьезный урон, и в социологию вновь вторглась философия. Заговорили даже о ее «империализме» в отношении социологии[1026]. Возрастанию интереса к философии среди социологов сопутствовало соответствующее возрастание интереса к социологии со стороны некоторых философов, о которых мы тоже будем здесь говорить.

У социологов-теоретиков имелось на то несколько причин, помимо той очевидной, что, говоря словами Питера Уинча, «любая научная дисциплина может в тот или иной момент встретиться с философскими трудностями, которые часто предвещают революцию в фундаментальных теориях и образуют временные препятствия на пути развития научного исследования»[1027].

Первой из них были перемены в философии науки (появление концепции Куна стало лишь одним из множества их симптомов), состоявшие в отходе от наивного «гиперфактуализма»[1028], то есть убеждения, что наука тем больше заслуживает называться наукой, чем в большей степени она имеет дело с «чистыми» фактами, взятыми без каких-либо «предвзятостей» и «предубеждений», а стало быть, независимо от каких бы то ни было философских предпосылок. Такое представление о науке, которое в социологии нашло убедительное выражение в «Методе социологии» Дюркгейма, а еще более – в здравом смысле массы социологов-эмпириков, оказалось разительно неадекватным с точки зрения той роли, какую играют в ней факторы явно неэмпирические, то есть то, что Кун называл парадигмами, а другие авторы – «второстепенными положениями», «метафизическими исследовательскими программами», «понятиями и категориями» или даже «предубеждениями».

Второй причиной ренессанса интереса социологов к философии было заметное смещение центра социологических дискуссий от методологической или теоретической проблематики, не выходящей за пределы среднего уровня, к проблематике гносеологической и онтологической, которую в этой дисциплине надолго забросили как эмпирически неразрешимую. Симптомами этого поворота стали, к примеру, запоздалый успех концепции Альфреда Шюца, появление герменевтики, относительно высокий интерес к бунтарской по отношению к социологии книжице Питера Уинча «Идея социальной науки и ее отношение к философии» (The Idea of a Social Science and Its Relation to Philosophy, 1958), с одной стороны, а с другой – все более частое появление таких публикаций, как, скажем, «Новые правила социологического метода. Позитивная критика понимающей социологии» (New Rules of Sociological Method. A Positive Critique of Interpretative Sociology, 1976) Энтони Гидденса или «Герменевтика и социальная наука» (Hermeneutics and Social Science. Approaches to Understanding, 1978) Зигмунта Баумана, и растущая популярность авторов, игнорирующих границу (возможно, проведенную преждевременно) между социологической теорией и философией, таких как Норберт Элиас, Пьер Бурдьё или Юрген Хабермас.