Читаем История социологической мысли. Том 2 полностью

В результате философствовать в социологии становилось все менее постыдным, что даже приводило порой к пренебрежению эмпирическими исследованиями или к тому, что эмпирией стало считаться нечто совсем отличное от того, что ранее превозносилось в социологии как эмпирическое в чисто научном смысле слова, так как было устроено по образцу естественных наук (лучшим примером переопределения понятия эмпиричности является этнометодология, о которой мы будем говорить ниже). Какую бы оценку мы ни давали имевшимся до того момента познавательным достижениям этого близкого к философии течения современной социологической мысли, оно уже обрело в ней свое место и, как нам кажется, сохраняет непосредственную связь с обсуждавшимся нами выше ощущением кризиса и надвигающейся «научной революции» – впрочем, лишенным в этом случае конкретной политической или идеологической окраски.

Третья важная причина возрастающего интереса социологов-теоретиков к философии, пожалуй, состоит в том, что в XX веке в ее рамках достаточно часто появлялись концепции, очевидным образом связанные с социологией. Частично это было результатом открытия того, что какие-то важные проблемы данной области философии невозможно разрешить без выхода на территории, которые социологи привыкли считать своим доменом, а частично – убеждения, что знание об обществе, которое дает социология в своем нынешнем виде, является, по существу, бесплодным, в связи с чем необходимо обновление социальной философии, которая обладала бы более широким горизонтом и большей способностью к созданию синтеза. Как бы то ни было, можно упомянуть немало выдающихся философов XX века, внесших значительный, хотя большей частью лишь опосредованный, вклад в социальную мысль. Достаточно назвать Людвига Витгенштейна, Эдмунда Гуссерля, Мартина Хайдеггера и Карла Поппера.

Важно понимать, что уже упоминавшаяся здесь в другом контексте философия науки, которая долго ограничивалась тем, что объясняла представителям социальных наук, в чем состоит «истинная» наука, начала заниматься специфической проблематикой этих наук, утрачивая свой односторонне нормативный и менторский тон, который приобрела в эпоху триумфа натурализма[1029]. Короче говоря, социологу, который хотел заниматься теорией общества и социального познания, было все труднее игнорировать философию, не рискуя навлечь на себя подозрения в невежестве и отсталости.

Философские интересы социологов-теоретиков, разумеется, были и остаются весьма различны, и обсуждать их здесь подробно не имеет смысла. Достаточно заняться одной проблемой, а конкретно – проблемой определения природы социальной реальности и выбора соответствующей этой природе исследовательской стратегии социологии. Проблема эта, конечно, не нова, поскольку со времени первых выступлений против натурализма неизменно составляет предмет дискуссий среди социологов. Однако в обсуждаемый здесь период противоположные друг другу позиции в значительной степени видоизменились. Особенно это касается антинатуралистической позиции, которая под влиянием более новых по сравнению с неокантианством и прагматизмом теорий сделалась гораздо радикальнее и обрела новые доказательства.

Лучшим введением в нынешнюю дискуссию о природе социальной реальности будет напоминание об обсуждавшейся выше книжке Питера Уинча «Идея социальной науки», ибо она была первой – пока еще чисто философской – манифестацией усиливающейся тенденции. Можно дать этой тенденции рабочее название «субъективистская», хотя позже придется снабдить его оговорками.

Питер Уинч (Peter Winch) (1926–1997) – британский философ, связанный с Людвигом Витгенштейном, – по сути, поставил под сомнение сам смысл существования социологии, показав, что вся ее действительно важная проблематика имеет par excellence философский характер, и это так потому, что, говоря его словами, «‹…›понимание общества не может быть основанным на наблюдении и экспериментальным в принятом смысле слова»[1030]. За такую постановку вопроса говорило, по его мнению, прежде всего то, что «социальные отношения человека к себе подобным смешаны с его идеями о реальности. На самом деле выражение „смешаны“ в данном случае представляет собой недостаточно сильное слово: социальные отношения являются выражениями идей о реальности»[1031]. Или, иначе говоря, «‹…› социальные отношения между людьми существуют только посредством идей и при помощи идей» и «‹…› принадлежат к той же логической категории, что и отношения между идеями» и должны исследоваться точно таким же способом: связанные с ними проблемы «‹…› должны разрешаться в ходе априорного концептуального анализа, а не эмпирического исследования»[1032].

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется
Фактологичность. Десять причин наших заблуждений о мире — и почему все не так плохо, как кажется

Специалист по проблемам мирового здравоохранения, основатель шведского отделения «Врачей без границ», создатель проекта Gapminder, Ханс Рослинг неоднократно входил в список 100 самых влиятельных людей мира. Его книга «Фактологичность» — это попытка дать читателям с самым разным уровнем подготовки эффективный инструмент мышления в борьбе с новостной паникой. С помощью проверенной статистики и наглядных визуализаций Рослинг описывает ловушки, в которые попадает наш разум, и рассказывает, как в действительности сегодня обстоят дела с бедностью и болезнями, рождаемостью и смертностью, сохранением редких видов животных и глобальными климатическими изменениями.

Анна Рослинг Рённлунд , Ула Рослинг , Ханс Рослинг

Обществознание, социология
Теория социальной экономики
Теория социальной экономики

Впервые в мире представлена теория социально ориентированной экономики, обеспечивающая равноправные условия жизнедеятельности людей и свободное личностное развитие каждого человека в обществе в соответствии с его индивидуальными возможностями и желаниями, Вместо антисоциальной и антигуманной монетаристской экономики «свободного» рынка, ориентированной на деградацию и уничтожение Человечества, предложена простая гуманистическая система организации жизнедеятельности общества без частной собственности, без денег и налогов, обеспечивающая дальнейшее разумное развитие Цивилизации. Предлагаемая теория исключает спекуляцию, ростовщичество, казнокрадство и расслоение людей на бедных и богатых, неразумную систему управления в обществе. Теория может быть использована для практической реализации национальной русской идеи. Работа адресована всем умным людям, которые всерьез задумываются о будущем нашего мироздания.

Владимир Сергеевич Соловьев , В. С. Соловьев

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука