История социологической мысли. Том 2

Не следует также столь буквально, как это случается с критиками «нового идеализма», воспринимать тезис о том, что социальная реальность не является для людей данностью, но создается ими. Пожалуй, самые веские аргументы против подобного прочтения встречаются в нашумевшей книге Питера Бергера и Томаса Лукмана «Социальное конструирование реальности» (The Social Construction of Reality. A Treatise in the Sociology of Knowledge, 1966), которую можно считать одним из важнейших манифестов нового направления (впрочем, второй из соавторов был выдающимся вдохновителем феноменологической социологии). В этой книге, представляющей собой своего рода перевод входящих в моду взглядов на язык, повсеместно понятный в социологической среде, мы находим пространное изложение убеждения, что «создание социальной реальности» не должно пониматься волюнтаристски, а сама она существует не только в сфере представлений[1062].

Суть такого рода взглядов весьма четко изложил Дэвид Уолш, написав: «‹…› социальный мир – это мир субъективного, а не мир объективного. Он отнюдь не представляет собой реальность sui generis, отдельную от людей, образующих действительный „состав“ этого мира. Наоборот, социальный мир – это экзистенциальный продукт человеческой деятельности. Благодаря этой деятельности он сохраняется и изменяется. Поскольку социальный мир интерсубъективно конституирован участниками деятельности, он экстернализуется как существующий вне их и независимо от них, то есть обретает некоторую степень объективной фактичности. В этом смысле Дюркгейм не совсем ошибался, говоря об объективной (фактуальной) природе социального мира. Он, однако, не понял, что эта фактичность – воплощение методов, используемых членами общества с целью его познания. Дело обстоит не так, будто существует внешний по отношению к людям, реальный, объективный фактуальный социальный мир, воздействующий на членов общества. На самом деле именно индивиды в процессе постижения этого мира (то есть объясняя, определяя, воспринимая его) экстернализуют и объективируют его, применяя все доступные средства для выражения постигаемого. Первым и основным средством является, конечно, естественный язык. ‹…› Социологии, следовательно, требуется теория языка для анализа социальных значений»[1063].

* * *

Конечно, нельзя сказать, что благодаря обсуждавшимся выше концепциям, выросшим из критики традиционной объективистской социологии, родилась какая-то новая социология. Однако в сфере социологических теорий произошли серьезные перегруппировки. Правда, ни одной новой «парадигмы», чья роль была бы сравнима с ролью функционализма в предыдущий период, не возникло, но общий «климат мнений», как и репертуар основных проблем, привлекающих внимание теоретиков, претерпел весьма принципиальные изменения. В этом мы сможем убедиться далее на примере нескольких выдающихся теоретиков, которые прямо или косвенно ответили на вызов «кризиса социологии». Выбор тех, о ком мы будем говорить в этой главе, можно счесть произвольным, однако, как нам кажется, лучше чуть более подробно обсудить хотя бы некоторых теоретиков, чем дать беглый обзор большего их числа.

2. Гидденс: agency and structure