История социологической мысли. Том 2

Основа социологической теории Гидденса – это, несомненно, концепция субъективности, вырастающая из размышлений над субъективистской литературой, в которой, как правило, индивиды показаны в качестве создателей и – еще до социологов – интерпретаторов создаваемого ими самими социального строя. Люди отличаются от животных тем, что обычно знают, что они делают и ради чего, а также способны действовать иначе, чем действуют. В том, что они делают, они руководствуются рефлексией и определенным запасом знания, которое, правда, не обязательно является дискурсивным, но определяет развитие действия и обязательно должно учитываться при исследовании социальных процессов, поскольку иначе это действие будет совершенно непонятным. В связи с этим ключевой проблемой для Гидденса является соотношение между научным знанием, которое создает исследователь, и тем знанием, которым руководствуются члены общества в своей обыденной практике. А так как граница между этими двумя видами знания предельно неустойчива[1074], то постоянно происходят взаимовлияние и взаимопроникновение.

В этом контексте Гидденс обычно говорит о двойной герменевтике, доказывая одновременно возможность и необходимость точного научного знания и ценность обыденного знания как его источника и необходимой системы координат. Именно такая двойственность отличает социальные науки от естествознания, в котором герменевтические задачи касаются исключительно теоретического языка науки, тогда как в социальных науках они включают также расшифровку понятий обыденного языка исследуемой группы. «Связь между языком социальных наук и обыденным языком – двухсторонняя. Первый не может игнорировать категории, которыми обычные люди пользуются в практической организации своей жизни, но, с другой стороны, понятия социальных наук могут быть присвоены и применены обычными людьми в качестве элементов разговорной речи»[1075]. По мнению Гидденса, такова сущность социальных наук, и ничего дурного тут нет. Правда, наука не может удовольствоваться понятиями обыденного языка, но исследователям социальной жизни не стоит обольщаться, что они могут полностью избавиться от его влияния. Это и невозможно, и нежелательно.

Отсюда та симпатия к этнометодологии, которую Гидденс декларировал неоднократно, но с существенными оговорками, касающимися по крайней мере четырех моментов. Во-первых, отсутствия в описываемом этнометодологией поведении людей «практических мотивов или интересов»; во-вторых, исключения из картины социального мира отношений власти; в-третьих, утраты понятия структуры как всего того, что ограничивает свободу действий индивида; в-четвертых, забвения того, что обязанность понимания исследователем обыденного языка и обыденного знания не может вести к некритичности по отношению к ним и к отказу от создания собственного научного языка[1076]. Коротко говоря, социальные науки должны не только понимать исследуемые ими миры, но и объяснять их согласно присущим науке правилам. Правда, о том, каковы эти правила, мы мало что сможем узнать от Гидденса.

Теория структурации

Ядром социальной теории Гидденса является теория структурации, задуманная для преодоления недостатков как натуралистско-функционалистской «ортодоксии», так и ее субъективистской и конструктивисткой критики. Эта теория наиболее полно изложена в «Устроении общества» (The Constitution of Society), хотя ее основы уже явно видны в «Новых правилах» и в Central Problems, где Гидденс впервые поставил перед собой задачу создать такую социологическую теорию, в которой была бы наконец упразднена антиномия agency and structure, или, выражаясь более старомодно, личности и общества, свободы и принуждения, действия и социальной системы. Эти более ранние формулировки теории структурации, возможно, даже вызывают меньше сомнений.