История социологической мысли. Том 2

Исследовательскую работу Бурдьё начал с антропологии (проводил полевые исследования в Алжире), к которой относились его первые публикации, а в известной степени также «Эскиз теории практики. Введение к трем этюдам по этнологии кабилов» (Esquisse d’une theorie de la pratique. Précédée de trois études d’ethnologie kabyle, 1972), принадлежащий к числу наиболее значительных его работ. Впрочем, Бурдьё никогда не оставлял антропологии, он неоднократно высказывал убеждение – в соответствии с дюркгеймовской традицией, – что необходима тесная связь социологии с антропологией. Бурдьё говорил: «Моя работа не была бы возможна, если бы я не пытался связать проблематику, считающуюся традиционно этнологической, с проблематикой традиционно социологической»[1084]. Поэтому занятие социологией, которая стала главной сферой научной деятельности Бурдьё, означало для него не столько отказ от антропологической точки зрения и соответствующих методов работы, сколько сконцентрированность уже не на кабилах[1085], а на французском обществе. Как раз ему-то и более общим теоретическим проблемам социологии почти полностью посвящено разнообразное творчество этого автора, которое включает в себя, кроме упомянутого выше Esquisse, такие работы, как «Различие. Социальная критика суждения» (La distinction. Critique sociale du jugement, 1979), «Практический смысл» (Le sens pratique, 1980), Homo academicus (1984), «Государственная знать. Элитные высшие школы и кастовость» (La noblesse d’Etat. Grandes ecoles et esprit de corps, 1989), «Правила искусства. Генезис и структура литературного поля» (Les regles de l’art. Genese et structure du champ litteraire, 1992), «Нищета мира» (La misere du monde, 1993), «Практический разум. О теории действия» (Raisons pratiques. Sur la theorie de l’action, 1994), «Паскалевские размышления» (Meditations pascaliennes, 1997), «Мужское господство» (La domination masculine, 1998) и «Социальные структуры экономики» (Les structures sociales d’economie, 2000), а также написанные при участии других авторов: «Наследники. Студенты и культура» (Les heritiers, les etudiants et la culture, совместно с Жан-Клодом Пассроном, 1964), «Любовь к искусству. Художественные музеи и их публика» (Amour de l’art. Les musees d’art et leur public, совместно с Аленом Дарбелем и Доминик Шнаппер, 1966), «Ремесло социолога. Эпистемологические предпосылки» (Le métier de sociologue: Préalables épistémologiques, в соавторстве с Жан-Клодом Шамбордоном и Жан-Клодом Пассроном, 1968), «Воспроизводство. Элементы теории системы образования» (La reproduction. Elements pour une theorie du systeme d’enseignement, в соавторстве с Жан-Клодом Пассроном, 1970). Существенное значение для понимания мысли Бурдьё, кроме перечисленных книг и множества статей, имеет свод его высказываний, собранных в книге «Вопросы социологии» (Questions de sociologie, 1980) и Choses dites[1086] (1987). Наиболее полный обзор теории Бурдьё (вместе с библиографией) дает книга интервью, проведенных Лоиком Ваканом, «Ответы. К рефлексивной антропологии» (Reponses. Pour une anthropologie reflexive, 1992).

Стоит добавить, что отход Бурдьё от философии, вероятно, не был окончательным. В 1976 г. он выпустил Die politische Ontologie Martin Heideggers[1087], а что более важно, некоторые его поздние книги, особенно Raisons pratiques и Meditations pascaliennes, похоже, предвещали его возвращение к философии и даже позволяют говорить о нем как о философе[1088]. Но, впрочем, это другая история, которую мы здесь опустим.

Основная теоретическая ориентация

Если кратко сформулировать в нескольких фразах основную интенцию социологической теории Бурдьё, то она не отличалась бы от интенции, направлявшей искания Гидденса и многих других современных авторов, пытавшихся произвести такую реконструкцию социологии, которая избегла бы как Сциллы объективизма, так и Харибды субъективизма. Такая формулировка соответствовала бы его собственным декларациям, в которых он, учитывая эту интенцию, определял свою позицию как «конструктивистский структурализм или структуралистский конструктивизм»[1089], неизменно подчеркивая собственное критическое отношение к обеим крайностям[1090].