Когда ведутся дискуссии о постмодерне и постмодернизме, не всегда понятно, о чем именно идет речь – то ли главным образом об объяснении новых фактов, то ли о некоей радикально новой концепции объяснения и понимания реальности, об очередном «эпистемологическом разрыве», что вовсе не обязательно одно и то же. Первый вопрос, разумеется, гораздо менее спорный, так как касается в сущности лишь того, как определить новые явления и как модифицировать ту или иную теорию современного общества, чтобы она могла все эти явления охватить. Постмодернисты, бесспорно, хотят чего-то большего и, как правило, нигилистически относятся к предыдущим достижениям социальных наук, а нередко – и ко всей предыдущей науке.
Больше всего проблем с представлением постмодернизма возникает потому, что не слишком хорошо известно, что это такое, ведь постмодернизм, как писала Гертруда Химмельфарб, – это «‹…› собирательный термин для обозначения деконструктивизма, нового историзма, семиотики и пр., которые, в свою очередь, придают философскую достоверность и легитимность таким движениям, как феминизм и мультикультурализм»[1150]
. У постмодернизма имеются свои энтузиасты, свои критики и враги, но ни те, ни другие не располагают критериями, которые позволили бы абсолютно точно определить границы явления или тем более указать связный комплекс взглядов, свойственных всем мыслителям, которых остальные – или же они сами – считают постмодернистами.Примечательно, что, к примеру, Мишель Фуко, которого нередко и не без основания называют одним из важнейших предшественников постмодернизма и даже постмодернистом
В сущности, большинство так называемых постмодернистов с большей охотой говорят о постсовременности как о некоем наборе фактов и состоянии сознания, нежели о постмодернизме как относительно монолитном направлении, которое они должны бы представлять[1152]
.Впрочем, как бы мы в конце концов ни определили сам постмодернизм, это ни в коем случае не будет тождественно определению того, что именно он означает в науках об обществе, в которые он пришел из архитектуры, литературоведения, философии и культурологии. Имея дело с так называемым «фельетонным» постмодернизмом, трудно избавиться от сомнений, а есть ли тут вообще о чем говорить. Говорить, безусловно, есть о чем, но только если избавить постмодернистскую мысль от невразумительности, гиперболизации и пустословия, коих в ней немало.
Слово «постмодерн» появлялось от случая к случаю уже давно[1153]
, но в обиход начало более или менее входить после публикации небольшой книжкиПосле публикации этого «манифеста» Лиотара появилось огромное (и возрастающее как минимум в геометрической прогрессии) количество литературы на тему постсовременности, постмодернизма и, как иногда говорят, постмодерна. Весьма немалая ее часть посвящена социологическим импликациям[1155]
. Эта литература при всей ее крайней неоднородности[1156] все же позволяет сориентироваться как в том, что собой представляют обещания постмодернизма, так и в том, возможно ли и желательно ли было бы их исполнение и какими стали бы в результате обретения и потери социальных наук.Принципиальную роль в той мешанине взглядов, которую сегодня принято называть постмодернистской мыслью, играет оппозиция современности и постсовременности. Несмотря на все дискуссии относительно того, является ли вторая тотальным отрицанием первой и началом чего-то совершенно нового или же скорее ее последствием и дополнением, идеологи и теоретики не могут обойтись без этой оппозиции. Отправной точкой для них, как правило, служит критика набора представлений, характерных, как они полагают, для