История социологической мысли. Том 2

Если бы речь шла в основном о первом, противников у постмодернизма было бы гораздо меньше, поскольку, как правило, они не утверждают, что все к лучшему в этом лучшем из миров, но всего лишь не хотят мириться с его нынешним состоянием или ностальгируют по «предсовременным» отношениям либо же высказываются, как Юрген Хабермас и многие другие авторы, скорее за «завершение» программы современности, нежели за полный отказ от нее. Речь идет, в частности, о том, имеем ли мы дело с полным разрывом непрерывности или же продолжаем жить в том же самом социальном мире, модифицируя каким-то образом его «великие повествования».

В конце концов, дискуссия с постмодернизмом не затрагивает обязательно вопроса, что собой представляет эта гипотетическая постсовременность. Скорее она нередко затрагивает вопрос, следует ли с этой постсовременностью примириться, как, похоже, рекомендуют постмодернисты. Разумеется, она также касается и того, применим ли постмодернистский диагноз к нашей современности как таковой или же распространяет – возможно, нелегитимно – результаты наблюдений над небольшим числом западных обществ (или всего лишь некоторых процессов, которые в этих обществах отмечаются) на весь остальной мир, который по большей части не только еще не выходит из современности, но даже толком в нее и не вошел. Можно предполагать, что по меньшей мере некоторые постмодернисты склонны создавать как бы собственное «великое повествование», провозглашающее наступление новой эпохи, в которой их воззрения сделаются абсолютной истиной.

Постмодернизм как вызов для социологии

Постмодернистский диагноз нашему времени, независимо от его генезиса, является в значительной степени социологическим, поскольку касается не только состояния сознания, но и состояния культуры и общества. Зигмунт Бауман утверждает, что термин «постмодерн» выделяет «‹…› характерные черты социального состояния обществ, которые сформировались в богатых европейских странах и странах, генетически связанных с Европой, в течение XX века и приняли свой нынешний облик во второй его половине»[1159]. Предпосылкой рассуждений на тему зарождения нового сознания, как правило, становится констатация того, что западный мир претерпел весьма принципиальные изменения, о которых в социологии сигнализировали такие термины, как «постиндустриальное общество», «посткапиталистическое общество», «общество потребления», «информационное общество», «общество риска» и множество других, более или менее популярных. Впрочем, здесь постмодернисты никаких великих открытий не совершали. Их полностью оригинальный вклад – это прежде всего генерализация и гиперболизация, благодаря которым были объединены и популяризованы разрозненные прежде интуитивные догадки, наблюдения и размышления, касающиеся особенностей современного мира. Изобретением некоторых постмодернистов (особенно Жана Бодрийяра), несомненно, стал своеобразный язык описания социальных явлений.

Так или иначе, в постмодернизме с самого начала содержалась своего рода социология, или же социальная философия, развитием которых занимается все большее число авторов. Самым выдающимся из них, вероятно, остается хорошо известный в Польше Зигмунт Бауман (Zygmunt Bauman) (1925–2017) – автор таких работ, как «Законодатели и толкователи» (Legislators and Interpreters. On Modernity, Post-modernity and Intellectuals, 1987), «Актуальность Xолокоста» (Modernity and the Holocaust, 1989), «Современность и амбивалентность» (Modernity and Ambivalence, 1991), «Признаки постмодерна» (Intimations of Postmodernity, 1992), «Постмодернистская этика» (Post-modern Ethics, 1993), «Постмодерн как источник страданий» (Ponowoczesność jako źródło cierpień, 2000). Именно он лучше всего сформулировал принципиальные вопросы, касающиеся как социологии постсовременности, так и возможности постмодернистской социологии. Хотя, пожалуй, говорить о постмодернистской социологии как о факте было бы пока преждевременно – относительно бесспорны лишь основные идеи, освещающие ее поиски.

Постсовременное общество