История светлых времен (Аквариум в контексте мировой культуры)

Застигнутые врасплох новым временем, вещи застыли в беспамятстве (прежде чем осесть в лавке старьевщика)...

Но так по-настоящему и не проклюнуть, не простучать верхнюю оболочку, скорлупу вещей (кто сравнивал Майка с усталой птицей?)

*    *    *

Чтобы вволю наговориться о веселом, придется немного - о грустном.

Майк не был поэтом, рыцарем лада в схватке с хаосом наплывающих вещей: он не искал меры в этом хаосе, и для своих песен зарисовывал ближайшее, что само просилось на аккорды. Эта невозможность "седьмого неба", отсутствие крыльев, бессилие воспарить, бессилие уловить в строку что-то бесконечное, не просто поймать свой же потерянный и с трудом найденный сапог, но что-то такое... с далеким отблеском неба - это и рождало такие вот неутешительные выводы:

Все мы живем в зоопарке

Порой Майк устрашающе передавал убогую вещность этого мира, "глупый строй лузги" - да так, словно больше ничего и нет, кроме "хочется курить, но не осталось папирос". В его песнях очень сильно звучит это трагически-обыденное сознание - сознание пожизненной приговорености к вещам данного нам мира. Иногда в его песнях как-то душно.

Ни одного переносного значения, ни одного символа, ни одного шага в сторону!

БГ обладал сильной волей - отклонять то, что не подходило системе Аквариум, что могло ее нарушить, и конечно, мощное воображение - растить свой сад. Видимо, у Майка не было ни того, ни другого: только искренность, только открытая душа, в которую с болью, цепляясь за нее всеми острыми углами, входил разный мир.

Послушав всего Майка, руководствуясь хронологией, я увидел, как этот внешне чужой мир обступал его, не давал прохода. Как этот мир постепенно убивал Майка. Майк был самым плохим дзенн-буддистом в пространстве андерграунда-культуры. Его песенки - это сплошные и безнадежные попытки освободиться от привязанностей ("Дрянь"), выжить с открытой душой в мире острых углов и обступающих лиц, ускользнуть от этого поступающего к горлу не-Я, впрыскивающего в кровь адреналин (им самим все это описано в лучшем виде).

Слушая его, понимаешь: отказываясь бороться с поверхностью вещей, мы попадаем в их власть - власть гиперреалистического кошмара. Отказываясь от того, что брезжит, мы все больше влипаем в вещи, придвигаемся к ним, привязываемся. И с каждым криком души: "Оставьте меня в покое!" - этот мир все ближе и ближе к нам подступает.

В итоге налицо полное "отсутствие реальности", данное гиперреалистически, как ее, реальности, невыносимое и тотальное присутствие.

*    *    *

"Но только это еще не все".

Майк был самым плохим дзен-буддистом, но - дзен-буддистом! Неспроста же он написал "Гостя из Бобруйска" - едкую сатиру на новоявленных учителей дзенской мудрости - а заодно и на их учение. Блюз - вот та форма дзен-буддизма, которую исповедовал Майк. Блюз и есть то, что выковал на своих скрижалях дзен: "устраните отбор и выбор". И - "дайте вещи сказать за себя"! Это и есть блюз - принятие своей жизни, за которую ты в общем-то несешь только частичную ответственность.

Поскольку жизнь есть сон, самое главное - это сохранить подробности этого сна. Ты скоро проснешься - и сон вот-вот испарится, поэтому, чтобы его запомнить, нужна какая-то деталь. Деталь, за которую можно зацепиться. Ее обязательно нужно запомнить, во что бы то ни стало. Чтобы не забыть как ты был в этих странных местах. Я помню распахнутое окно, помню свой насморк.

Вот откуда блюзовый реализм Майка - и реализм вообще.

*    *    *

Мне подумалось: замолчавший, отдавшийся бегу дней Майк и есть настоящий прорыв дзен-сознания в советском роке; итог всего, что о дзен наговорено, итог всей болтовни, дзенских цитат, прозы, поэзии, митьковщины, гребенщиковщины...

*    *    *

Поэтом Александром Башлачевым спето:

По себе будут Страшным Судом нас судить зеркала

Только им могло быть это подмечено: вместо икон у нас - зеркала. Свято место пусто не бывает. Зеркало как лжеикона: вместо Божьего Ока на нас смотрит наша небритая физиономия.

У Майка есть об этом песенка. Зеркало, возможно, единственный его символ. Зеркало не дает выхода из мира вещей, оно никуда не ведет; в глубине зеркала - все та же реальность, страшная личина бытия.

Как хорошо понятна теперь ненависть импрессионистов к фотографиям: ведь это же претензия зеркал на вечность! Зеркала пошедшие по рукам в виде плотных даггеротипических дублей реальности - самодовольных, самодовлеющих. Чудовищное расползание по миру маленьких зеркалец, подменяющих собой Дух Святой. (Я не говорю о художественной фотографии - там есть борьба, схватка с натурой).

В конце концов зеркала заступают на место икон. В одной из своих песенок Майк разбивает зеркало, уничтожает своего псевдо-двойника. В фильме Рашида Нугманова он повторяет этот акт.

Но кто такой псевдо-двойник? Может быть он и есть само Я? И что бессильно вобрать в себя Зеркало? Что остается вне его власти?