Это один из моментов культурной революции, проделанной в Англии в 1976 году - революция рок-текста. Отныне в рок-музыке начинается настоящая литература. Петь можно о чем угодно: о компаниях звукозаписи, о своих каникулах, о Королеве, превратившейся в какое-то национальное чучело, о том, какой кайф слоняться по улицам без царя в башке, о садомазохистских фантазиях такого оригинала как Малькольм Макларен, о том, что весь мир окончательно обезумел.
Так что эта гребенщиковская максима подтвердилась - слово действительно может стать темой для новой войны (между тинейджерскими группировками).
И, конечно, слов никогда нету, когда есть что сказать.
Таким образом, опершись на традиции рок-поэзии и начитавшись китайцев, БГ творит свой язык - свой перекресток ленинградского тусовочного сленга, рок-символов и болтовни мудрых китайцев. Замес получился магический - кто писал об их концертах непременно упоминал особую магическую атмосферу. Слово БГ больше не было башней из слоновой кости, феодальной крепостью художника, где он единолично царствовал. Слово как бы пускалось по миру.
Если в литературе слово выступает (и воспринимается) в виде знака, то в рок-музыке оно более публично. И в одном из своих предельных значений слово - это просто воздух.
При этом БГ мог использовать романтические штампы - "капитаны стоят на башнях" - и при этом это не была литература. Его интонация вносила в мир знаков чистое дыхание и речь закреплялась в воздухе - отсюда все цитаты, которыми тогда разговаривали.
Вот как в текстах БГ работают китайцы:
Что в кавычках - цитаты из "Книги Перемен". Но даже не так важно, кто тут что говорит. Китайцы - раз уж они встряли в разговор - вполне равноправные собеседники. Группа становится просто связующим звеном между "мировой культурой" и своей аудиторией. Никакой эзотерики. Беспечный рыбак Чжуан-Цзы, пославший на фиг сановников великой империи, оказывается рядом со слушателем - возможно, тоже задумывающимся о своем жизненном пути.
Кто-то из поэтов назвал это ветерок вечности.
Рок-язык - бунт против слова как знака. Cлово не должно быть знаком, ибо Всемирная Библиотека накрылась.
"Marx, Engels, Lenin Were The Greatest Readers. What a Fucking Waste Of Time!" - начирикано на стенке туалета Вавилонской Библиотеки. Варвары-академики давно уже проглотили все в свои животы и лучшее занятие в библиотеке - листать фотохроники похождений Секс Пистолз. До этого ни один пидор еще не добрался. Вот почему слово должно стать воздухом.
"Я пел о том что знал. Я что-то знал..." - в таких строчках почти нет языка как такового. БГ обожает неопределенные местоимения, всех этих кто-то, что-то, когда-то. Они ему не мешают, они не создают устойчивых смыслов, не грузят. И порой у него работают самые непредвиденные неопределенности - и на них ложится центр поэтической тяжести:
Может быть? Хорош нюанс в этих светоматериях.
Разобравшись с традиционной поэтичностью, рок-н-ролл что-то навсегда утерял. Слово стало яснее человеку, но какая-то красота из него ушла.
Такой "песенки" уже не будет. И БГ это знает - иначе бы его не клонило в классику, иначе бы он не пел своего Вертинского.
Но вот что очень важно - рок-поэзия избегает индивидуально-авторских метафор, какими всегда щеголяет поэзия. В конце концов это небрежение к миру - навязывать ему свои узкие личные значения. В Аквариуме есть только всеметафоры - "кровь тростника на песке" - и здесь ни одна вещь не потревожена, ничто не вспугнуто.
Слово у БГ несет в себе функцию моста.
Например, Мастер Бо объединяет ремесленника-рабочего - Бориса Гребенщикова - Мастера Бодхидхарму - Бога как творца-ремесленника. Так слово может сплотить разнокачественную реальность. Приведу другой пример. Вот песенка "Моей Звезде" - окутанная еще романтическими облаками:
У звезды нет еще своего имени, она символизирует безымянную небесную метафизику, царящую над суетой. В какой-то мере это небесная проекция героя, его романтическое альтер-эго.
Но ни одно слово в Аквариуме бесследно не исчезает. Больше того, что-то с ним происходит по ходу дела. В песне "Сны" из Дня Серебра есть такая строчка: