История Трапезундской империи

Значительную роль в экономике играло как пастбищное, так и отгонное скотоводство. Э. Брайер со всей очевидностью показал, как шла постоянная кровавая борьба за выпас скота на наиболее плодородных летних пастбищах (яйлах) между трапезундскими крестьянами и горцами[962]. Но не меньшее значение имело и стойловое содержание домашних животных[963], прежде всего крупного рогатого скота[964], лошадей (они, как и быки[965], использовались на Понте в качестве тягловой силы[966]), овец[967], свиней[968]. Луга, расположенные вблизи селений, как и горные выпасы, использовались в разведении скота[969]. Овцеводство, по крайней мере в восточных районах империи, уступало разведению свиней[970]. Не только растительное, но и сливочное масло входило в рацион питания понтийцев[971]; молочное скотоводство, если и не доминировало, представлено в агрикультуре Понта. Значительными ресурсами в скотоводстве обладала Пафлагония. Пока она входила в состав империи, оттуда в Константинополь Давид Комнин направлял целые корабли, груженные соленым мясом[972]. Утрата Пафлагонии сильно ограничила эти возможности, особенно в те'годы, когда отношения с тюркской периферией империи были напряженными, и временами сыр, засоленное мясо и топленое сало в Трапезунд ввозили даже из Крыма[973].

Весьма развитыми в Трапезундской империи, включая и монастырские земли, были пчеловодство и бортничество. Хемшинский мед высокогорий восточного Понта ценился столь высоко, что в XVII в. султан заменил поголовную пошлину (джизью) с христиан его поставкой[974]. Уже с начала X в. Трапезунд стал важным центром по производству воска[975].

Окружавшие Понт леса создавали благоприятные условия для охоты на самых разнообразных животных: зайцев, серн, кабанов, лис, ланей, дроф, диких голубей, куропаток, дроздов, перепелов, уток[976], в том числе и с собаками[977]. Разумеется, охота в богатых дичью окрестностях была в первую очередь привилегией местных архонтов.

Приморское положение Понта создавало возможности для рыболовства его жителей. У них были свои приоритеты и пристрастия. Рыбу ловили как в море[978], так и в специальных прудах[979], но ее и привозили в больших количествах из Северного Причерноморья[980]. При этом импортировали в основном ценные осетровые породы рыб, тогда как вылавливали хамсу и другие традиционные для Черноморья сорта рыб. В августе был наиболее благоприятный сезон для ловли паламиды, стаями тогда приходившей к понтийским берегам, а в середине сентября — для промысла ставриды[981].

Агрикультура, охота, рыболовство находят свое отражение в типичном рационе питания жителей. Разумеется, его нелегко восстановить по немногим дошедшим до нас источникам, и мы уже не раз упоминали его компоненты в связи с разными культурами. Как явствует из описания праздничной трапезы на Преображение в монастыре Св. Софии, которое оставил нам Иоанн Лазаропул, тогда (в 1330-е гг.) еще молодой человек, был пост, а море бушевало и свежую рыбу нельзя было ловить, и в этом случае, вместе с изысканными винами к столу подавали соленую рыбу из Газарии (зд.: Сев. Причерноморья). Ее неумеренное потребление, а быть может, и долгое хранение, вызвали тяжелую болезнь, исцеление от которой при заступничестве св. Евгения и стало мотивом рассказа[982]. Для нас же интересно само упоминание рыбного экспорта из Газарии и его место в высокоторжественных пиршествах, на которых присутствовали и первые лица империи, включая и протовестиария Константина Лукита.

Наблюдательный турецкий путешественник XVII в. Эвлия Челеби привел интересные сведения о гастрономических пристрастиях понтийцев в его время. Поскольку агрикультура мало изменилась за прошедшие со времени падения империи Великих Комнинов два века, а рацион питания локальных групп населения вообще отличается консервативностью, с известной осторожностью можно отнести эти данные и к более ранним эпохам. Челеби сообщает о всевозможных фруктах (черешне, грушах, яблоках, баклажанном инжире, лимонах, померанце, гранатах, орехах и трех сортах винограда, маслинах, известных повсюду своим качеством, хурме), морских рыбах. Помимо окуня, кефали, кулура и скумбрии, понтийцы особенно любили маленькую рыбешку — хамсу, в необычные питательные и лечебные свойства которой они верили и из которой они изготовляли сорок блюд — от похлебки с ней и с луком до пирогов и жаренных тушек на камышинках со специями и приправами. Мясо не упомянуто в числе местных «специалитетов». В числе «новинок», связанных, вероятно, с распространением ислама, пожалуй, была только шира — вкусный безалкогольный напиток, приготовляемый кипячением виноградного сока с гвоздикой и мускатом[983]. Сейчас, впрочем, мы не встречали его на понтийских берегах.