История Вечного Жида, содержащая краткий и правдивый абрис его удивительнейшего путешествия, продолжавшегося почти 18 столетий

После моего бегства по ту сторону Пиренеев, я присутствовал в Португалии на ландтаге в Ламего, где была провозглашена старая португальская конституция, которая сегодня спокойно покоится в чулане (королевской) короны. Я видел в Кастилии заколотую кинжалом еврейку, которую король Альфонс IХ любил чуть больше, чем требовалось. Когда я путешествовал через Наварру, то познакомился с раввином Беньямином из Туделы, и я сделал ценные для него сведения о всех синагогах мира, которые я сам составил и передачу которых потомству он взял на себя[19]. Я хорошо помню как Элоизу так и Абеляра, которого я видел в Параклете, где он дал мне письмо, чтобы я доставил его повелительнице, которое было наполнено такими блестящими выражениями, что она простерла ко мне руки. Я был хорошо осведомлен (о жизни) этих двух созданий, но я не мог составить истинное представление об их характере, и я очень боюсь, что новейшие времена уделяют им больше внимания, чем они того заслуживают. Если хотите, я со всей глубиной понимаю, что Абеляр обучал свою ученицу большему, чем он должен был. Как должна была или могла быть холодна кровь при таком чудовищном преступлении, но, как говорится, при менее тяжелой ошибке – при взаимном влечении? Возможно дядюшка Фульбер не соглашался на законный брак между учителем и прекрасной Элоизой, высокородной по рождению. Но почему этой влюбленной девушке после того, как она уступила, было отказано выйти замуж за любовника? Почему она посчитала после небольшого происшедшего с ним несчастного случая жизнь с ним бесполезной? Почему она, продолжая собой институт девственниц, превратила прежнюю слабость в славу и согласилась перенести тело Абеляра в свою уединенную усыпальницу[20].

Глава V

Странствие Вечного Жида с начала тринадцатого столетия до правления короля Карла V

Пребывание в Италии казалось мне в тринадцатом столетии предпочтительнее, чем в других странах. Так как я не был ни гвельфом, ни гиббелином, это не вызывало во мне беспокойства, и я повсюду наслаждался приятностью жизни. Эта страна приближалась тогда к такой высокой форме просвещения, что ежели бы тогда существовало искусство книгопечатания, то каждый обладал бы доказательством, что во множестве отношений Италия тогдашней эпохи продвинулась намного дальше, чем вся Европа сегодняшнего дня. Понятия, которые сегодня именуются либеральными, уже ими употреблялись и, возможно, принимались ими очень хорошо.

Среди итальянских городов Средневековья выделялись Модена и Болонья; они были соседями и ненавидели, следовательно, друг друга от всего сердца. В один прекрасный день в Модене распространилось известие, что труппа воинов из Болоньи находится в полном вооружении перед воротами города. Башенный колокол в ту же минуту призвал всех жителей взяться за оружие. Все отправились на площадь, где Подеста по имени господин Лоренцо Скотти приказал развернуть знамя республики. Приказ по труппе был дан графу Галеаццо Пико ди Мирандола, юному, благородному человеку, уже не раз доказавшему свое твердое мужество. Поликсена, его сестра, была не менее бесстрашной. Она была красоты ни с чем не сравнимой и ее патриотический задор был так горяч, что ее увидели пришедшей на городскую площадь во главе сотни девушек, которые, будучи обряженными как амазонки, были вооружены с головы до ног и выказывали большое нетерпение, желая блистательно выглядеть на победном поле. Подобное зрелище наэлектризовало всех воинов и вселило общее чувство уверенности в самих себе. Граф Мирандола использовал это, чтобы войска Модены вывести из города. Наступило время, когда враги намеревались снять сторожевую охрану.

С того момента, как граф Галеаццо прибыл к болонцам, он совершил знаменательные героические дела. Мастер Галаццо де Барбье пал от его руки; брату знаменитого профессора, декану медицинского факультета, он обрезал нос, а его солдаты отличились не меньше, однако история поучает нас, что творец болонских колбас лишился жизни в сражении.

Также и Подеста показал себя в этот день большим храбрецом во главе остатков войска, и чтобы мы не растворились в частностях, можно выразить одним словом также хорошо, как и с помощью сотни (слов), что поражение болоньезцев было полным, и что их преследовали вплоть до ворот их собственного города. Они поспешили войти в них и поднялись на (каменную) стену, чтобы защищаться. Но когда они заметили, что на них не нападают, отправились в постель. Армия Модены сделала то же самое за исключением небольшой группы всадников, которая решила остаться, разложить бивуак у стен Болоньи, вблизи реки у источника, где висела кружка, предназначенная, в частности, для проходящих мимо (людей). Некоторые молодые люди внесли предложение, взять ее с собой в Модену для увековечивания памяти о блестящем успехе, который был достигнут. И кружка была взята с собой. Когда всадники на обратном пути пришли на берег Саможжиа, они направили в город посла, чтобы сообщить гражданам о своем возвращении и о символе победы, который они несли на острие копья.