История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданств

По городу ходили слухи о том, что люди, бывшие при грузинских царевичах, числом до 17 человек, закупали порох и свинец; что они думали вырезать всех русских, находящихся в Кутаисе; что эрзерумский и ахалцыхский паши присылали к имеретинскому царю посла уговаривать, чтобы он не впускал русских в Имеретию, и обещали ему подарки, если только он избавится и от тех, которые находятся в Кутаисе. Первым советником во всех этих поступках Соломона был князь Леонидзе. Отправляясь на рыбную ловлю, он вместе с тем отправлялся для того, чтобы видеться с царевичем Константином, бежавшим из Тифлиса, прибывшим вместе с Парнаозом в Имеретию и поселившимся в деревне Свире. Парнаоз вскоре ушел к партии лезгин, а Константин имел свидание с царем Соломоном.

Мы видели, что царица Анна, после неудачных переговоров об освобождении сына ее царевича Константина, с разрешения императора, сама отправилась в Грузию, где и оставалась после доставления его в Тифлис.

Живя в Грузии, царица принимала к себе всех выходцев из Имеретин, завела переписку с некоторыми князьями и вообще не была чужда интриг и борьбы партий. Главнокомандующий несколько раз предлагал ей отправиться в Россию, но никакие внушения не могли заставить Анну выехать, и она, ссылаясь на дозволение императора Александра, оставалась в Грузии[244]. Разлучить же ее с сыном или прибегнуть к насилию казалось неудобным и несовместным с теми заботами и попечениями, которые были употреблены императором к обеспечению ее судьбы и освобождению ее сына. Впоследствии, чтобы склонить Анну добровольно оставить Грузию вместе с сыном, император назначил ей 10 000 руб. ежегодной пенсии, вместо 5000 руб., ею получаемых, с тем только, чтобы она выехала в Россию, под предлогом воспитания царевича Константина; но и это средство не оказало своего действия.

Анна просила оставить ее в Грузии и интриговала по-прежнему. Зная, что князь Цицианов ведет переговоры о подданстве Имеретин, она хлопотала о назначении сына ее царевича Константина преемником Соломону. В письме, написанном по этому поводу князю Цицианову, вдовствующая царица умоляла его не отказать в ее просьбе.

…«Прошу вас и умоляю, – писала она, – яко блудный сын, сжальтесь над бедною женщиною, столько лет несчастиями угнетенною и совершенно упадшею. Подайте мне радость и облегчение в таком горестном моем положении. Константин нижайше вам кланяется и целует руки, упадши на колени, умоляет вас, чтобы вы его, несчастного сироту, не оставили в несчастий его, яко благодетель и отец».

Спустя некоторое время царица Анна просила главнокомандующего позволить сыну ее выехать из Тифлиса в деревню Лашислан, лежащую в Карталинии. В основание своей просьбы она приводила и ссылалась на чрезвычайную жару, представляя, что «сын ее, с трехлетнего возраста и до самого освобождения из заточения, десять лет жил в башне на высокой горе, следовательно, в самом холодном климате, куда и солнце редко проникало».

Князь Цицианов, видя царевича Константина изнеможенным, согласился на просьбу матери, но через несколько дней, и именно 12 июня, Константин, подговоренный царем Имеретинским и дворянами, бежал в горы на имеретинскую границу.

Литвинову поручено было узнать о местопребывании царевича, но и он не мог ничего положительного сообщить главнокомандующему. На расспросы отвечали, что не могут отыскать места, где поселился царевич, а Соломон высказывал свое неудовольствие и как бы жалобу на князя Цицианова, опираясь на то, что все это произошло оттого, что царевич был оставлен в Тифлисе, а не выслан в Россию[245].

Когда узнали о месте пребывания царевича Константина, то хотя и старались подействовать на него убеждениями и просьбами, но и они не привели ни к чему удовлетворительному, более потому, что возвращение царевича не зависело от него самого.

«С отрочества моего поныне, – писал между тем Константин князю Волконскому[246], – бедствия мои и безмерные горести известны и вам, и всем. А как его императорское величество изволил освободить меня от оных, с того времени усердие мое к верности его величеству устремлено.

С освобождения моего имел я великое желание видеть отечество, родившее меня, видеть и ближних моих, не в противность, однако же, высочайшему престолу, что известно сердцеведцу испытателю Богу, но, скрывая сие, терпел, дабы я не противным кому-либо оказался. Когда же царь и царство Имеретинское, воспользуясь счастием, учинились подданными его императорского величества, после того решился я приехать в отечество мое, не давши, по младости моей, никому знать о толиком сердца моего желании. Но к сему присоединилась величайшая для меня горесть, так что ни его высочество царь, ни почтеннейшие его особы не соизволили принять меня, опасаясь сделать вам тем оскорбление. Итак, скитался я в горах трепещущий; но и туда войска пришли преследовать меня. Я, устрашившись того, прибыл в горы поблизости Гурии и скитаюсь, находясь в горести.