– Твоему врагу и злодею это, – отвечает хозяин.
– Великий грех! Большое несчастье!.. Ты лишился человека, он должен укрыться землею, а подобный мне ходит под солнцем и говорит с тобою.
– Ради твоей победы! Минует ли нас хорошее, к добру ли мы живем?.. Для несчастий и стыда. Умрем – успокоимся, избавимся от бедствий, освободимся от горести сердечной… Скрыть бы нашу жизнь.
– Кто же лучше вас?.. Мужчины достойны быть господами, женщины – царицами. Вам-то – иметь большой дом, табуны, оружие… быть во главе войска и предводительствовать хевсурами.
– Да наградит тебя Господь за сожаление о нас, несчастных. Нас минует солнце, мы не достойны ваших утешений.
– Да постигнет это несчастье того, кто радуется твоему бедствию и не сожалеет об этом. Да постигнет тебя спокойствие и устранишься от нового удара…
– Да не пошлет Бог зла на вашу голову…
Посетитель встает для того, чтобы уступить свою роль и место новому лицу.
На дворе или в сенцах происходит другая, наиболее раздирающая сцена. Вокруг покойника сидят мужчины, женщины и наемные плакальщицы. Невдалеке от плачущих стоит скамья, облепленная кругом маленькими зажженными восковыми свечами. На скамье лежит несколько хлебов и стоит чаша с растопленным маслом. Все присутствующие и окружающие покойника преданы скорби.
Мужчины плачут недолго и закрывают при этом лицо шапкой; напротив того, женщины «отличаются весьма искусными панегириками об усопшем, в которых они большей частью любят придавать оплакиваемым все доблестные качества героя, падшего на поле брани».
Выбирается парадная плакальщица; она выходит на средину, и если умерший мужчина, то опирается на его саблю, если же женщина – то на палку, на конце которой привязан кусок красной бязи (бумажная ткань).
– Встань, герой, – начинает плакальщица протяжным голосом, – войска ждут тебя… Не идти же им без предводителя.
– Вай, вай! – общим хором, протяжно, отвечают на это все присутствующие мужчины и женщины, причем последние бьют себя по коленям.
– Что же, герой, ты не отвечаешь? – продолжает плакальщица. – Неужели не отдашь никакого приказания? Конь твой ржет, не чуя всадника. Встань же, герой, встань!.. Встань, а то щит твой заржавеет, сабля потускнеет на радость врагам! Дай услышать еще твой голос, потрясающий горы и наводящий страх на кистин… Встань и развей пеплом дома их. Увы! Он нас не слышит, он нам не отвечает!
Всеобщий плач, гвалт и завывание служат ответом на последние слова плакальщицы.
На четвертый день после кончины является деканоз. По окончании последнего обряда оплакивания он берет в руки зажженную свечу и произносит над усопшим молитвы «без всякого смысла». С покойника снимают оружие и относят на фамильное кладбище, где, выложив могилу досками или плитняком, опускают в нее тело без гроба, воздвигнув на нем насыпь без крестов и надписей. «По окончании всех этих обрядов гости должны выкурить за упокой души усопшего трубки, набитые махоркой. Потом их угощают вареной бараниной, слоеными лепешками, пивом и водкой».
В день похорон назначается скачка и
В течение года по умершему совершается весьма много поминок, так что они часто ведут семью к совершенному разорению. Родственники в это время носят траур, который надевается на несколько дней, на год, а иногда и на три года, смотря по желанию. Мужчины отпускают себе бороду, избегают публичных и увеселительных собраний, не носят без нужды оружия и не скачут верхом – одно из лучших наслаждений горца. Женщины привешивают к платью черные шерстяные кисточки и небольшие лоскутки.
Годичная и последняя пирушка по усопшему совершается с особенными обрядностями, скачкой и ружейной пальбой.
На площадь, в толпу званых и незваных гостей выносят одежду усопшего для последнего оплакивания. Подле одежды лежит ковер, и на нем насыпано несколько ячменя. Вокруг расставлены огромные ушаты с пивом; подле ушатов разложено до 25 хлебов, с воткнутыми в них значками из красной и белой материи; на хлебы положены бараньи ножки, кусочки сыра и проч.
Лошадей, выбранных для скачки, поочередно подводят к ковру и дают им съесть немного ячменя, а одна из плачущих женщин обливает молоком колена каждой лошади. Всадники садятся верхом и подъезжают к одежде, имея в руках точно такие же хлебы со значками. Зрители обступают их. На лошади покойника въезжает в круг известный певец и начинает петь трогательное похвальное слово усопшему, сопровождаемое припевом: