Вообще в характере татар встречается странное сочетание хороших и дурных начал. У них нет той строгости, которая бы делала их разборчивыми в выборе средств для достижения предположенной цели; любовь к корысти руководит поступками, и часто они готовы рассыпаться в уверении в преданности и вредить тайно. Татарин кровожаден и вместе с тем удивительно покорен начальству, уважает строгость и тщательно скрывает преступника. Склонные к проискам и интригам, они лесть считают должною учтивостью, а хитрость и уменье обмануть – умом; покорные и раболепные в необходимости – они мстительны; лицемерные и скрытные – они втайне способны питать ненависть и злобу.
Столь мрачная характеристика татар явилась и может быть несколько оправдана следствием того гнета, которому они подвергались от разного рода правителей. Дурные пороки туземца есть следствие обстоятельств его жизни; они навязаны ему посторонним влиянием. Сами татары сознают свою настоящую испорченность и готовы перейти к лучшему. В народе очень много хороших начал, которые заглушались веками.
«Хорошее в характере татар, – пишет г. И. Ш., – имеет перевес над дурным, и полагать должно, что они очень близки были бы слиться с русскими, если бы посредничество между двумя народами, чувствующими симпатию один к другому, не приняли на себя армяне, которые извлекают из этой роли важные выгоды, получая, с одной стороны, деньги за мнимое покровительство, а с другой – награды и почести; убытка же они ни в каком случае иметь не могут, так как в распрях кровь льется не армянская, а между тем нужны поставки хлеба, лазутчики и т. п. Врожденная привязанность русских к татарам обнаруживается и в том, что, по прибытии в мусульманские провинции, мы очень скоро изучаем звучный их язык, между тем как армяне, поставленные ближе по вере, не могут научить нас двух слов их неудобопроизносимого языка, но служат более факторами».
Там, где не было этого факторства, где татарин не имел нужды прибегать к разным изворотам, обману, лжи, где труд его и собственность были более обеспечены и не зависели от большого произвола, и, наконец, там, где он не скитался, не кочевал, а, имея недвижимую собственность, вел жизнь оседлую, – там и характер его, имеющий хорошие нравственные начала, развивался в совершенно обратную сторону. В подтверждение последнего можно указать на шекинцев, и в особенности на их простой народ. Они тихи, трудолюбивы и храбры; чуждаются воровства и вообще далеко не склонны к преступлениям обдуманным и умышленным. Будучи весьма покорны приказаниям начальства, они, даже в случае воровства, явно производимого лезгинами, не решались на самоуправство. Что же касается до талышенцев, то они очень смирного нрава, далеко не храбры, гостеприимны, бескорыстны и склонны к лености.
Татарки живы, но осторожны, охотницы поговорить, любят веселье и наряды. По характеру и «в физиологическом отношении их можно сравнить с польками». В отсутствие мужчин они снимают с себя покрывала и ходят в самом легком костюме.
При посторонних мужчинах женщина обязана ходить постоянно под покрывалом, и если она, в присутствии одного или нескольких мужчин, раскроет свое лицо, то следствием этого бывает непременный развод с мужем. Некоторые из жен пользуются этим, чтобы развязаться с нелюбимым человеком, который, по обычаю, считает невозможным жить с подобной, бесстыдной женщиной. Те же, которые не желают подобных последствий, все-таки, по врожденной своей натуре, не прочь пококетничать. Заметив, что последнее можно дозволить себе сделать безопасно, женщина, как будто нечаянно, оступится, опустит край покрывала и как бы невзначай покажет свои огненные глаза, розовые щечки, алый рот, черные локоны и пухлую ручку. Женщина – везде женщина, и между азиатскими племенами кокетливые движения их делаются так же грациозно, мило, ловко, обдуманно, проворно и натурально, как и нашими барынями.
Одежда татарок состоит из широких шальвар, называемых