История войны и владычества русских на Кавказе. Народы, населяющие Закавказье. Том 2

Недалеко от того же Мцхета, близ шумной реки Арагвы, на холме, видны развалины башни, известной в народе под названием Вороньей. Предание говорит, что башня эта была построена давно, очень давно, на земле, принадлежавшей какому-то князю Симону.

Симон был человек щедрый, добродушный, заботившийся о благе своих подданных и построивший эту башню для наблюдения за осетинами, которые часто грабили его крестьян и уводили их в плен. Поставленный в башне караул предупреждал намерение осетин, и крестьяне благодарили Симона за его добрые о них заботы.

Старый князь имел двух детей: дочь, красавицу Макрину, чистую как ангел, и сына Машуку, человека с детских лет жестокого, злого, не пропускавшего случая сделать зло или обидеть человека. Симон видел дурные качества сына и скорбел о них, но исправить их не надеялся и не успел. Добрый, праведный и ласковый князь скончался, к несчастью для подданных.

После его смерти все изменилось в его доме, считавшемся приютом для бедных, для убогих и самым приятным и гостеприимным убежищем для соседей и приятелей. Прислуга измучилась, исполняя частые приказания и прихоти молодого князя; тяжело стало и народу. Князь отягощал его податями и разными поборами, за малейший ропот и недоплату наказывал палками и плетьми, глумился и издевался над всеми, а всего больше над беззащитной сестрой. «Та, чистая голубица, слыша стоны подвластных, без укора, но с мольбой и слезами, просит брата усмирить свое гордое сердце. Но для Машуки хуже ножа острого просьбы сестры: беснуется он, как только Макрина начнет умолять его смириться, и грозит ей, что запрет ее в Арагвинскую башню и уморит с голоду: страх чужд сердцу молодой княжны, доброта и вера в Бога крепка в ней – и снова пристает она к брату, чтобы не разорял он крестьян и был милостивее к близким и слугам».

Рассвирепевший брат заключил ее в башню, а караул свел вниз и, оставив его на дожде, жаре и непогоде, поручил крепко сторожить Макрину. Узнали скоро осетины, что некому следить за их движениями: стали отгонять скот и баранов, таскали людей в горы. Машука взыскивал с караульных и стращал их лютой казнью.

Так прошел год со дня заключения Макрины. Бедная девушка усердно молила Бога смягчить злое сердце брата, не для того, чтобы быть самой свободной, а для спокойствия тех, которые страдали под его игом. Частая молитва непорочной девы была услышана Богом. Однажды Машука согнал людей на тяжелую работу и не позволял им идти домой за пищей; а около башни, на кострах, варили в котлах скудную пищу бедным работникам. Заключенная княжна наблюдала сверху башни, как утомленные работники подходили к котлам, над которыми вереницей кружились и каркали черные вороны и по два да по три падали в котлы. Гадко стало труженикам, что в котлах сварились нечистые птицы, и стали выливать они пищу на землю.

– Что вы делаете? – кричал Машука. – Я вас… – Но не успел он договорить, как из котлов полезли змеи и, переплетаясь, окружили изверга и разверзли пасти…

– Боже, спаси меня! – проговорил струсивший Машука. – Каюсь во грехах моих.

– Боже, спаси его, – повторил и на башне кроткий голос Макрины, – я отмолю грехи брата моего, надену власяницу и всю жизнь проведу в монастыре.

И совершилось чудо: змеи попадали на землю; стая воронов унеслась за горы, а над башней взвился белый голубь…

– То душа князя Симона, – говорил народ.

Княжна свято исполнила обет свой: надела власяницу и безвыходно в Мцхетском храме молила Бога за прежние грехи брата и благодарила за чудесное его спасение. Раскаялся Машука – и привольно стало его народу. Машука дал ему большие льготы, роздал свое добро тем, кого разорил или обидел, но не мог, однако, успокоиться.

Поступки с сестрою постоянно мучили Машуку, и, не находя душевного спокойствия, решился он, мирским подаянием, воздвигнуть храм во славу Божию. Босой, с длинной бородой, в бедном рубище, побрел он в дальние, чужие страны…

Прошло 70 лет. Народ толпами со всех сторон собирался к Мцхетской церкви, поклониться праху преставившейся Марии (Макрины), святой жизнью заслужившей себе венец бессмертия. К гробу ее подошел богомолец, седой старик, изможденный, но добрый. Благоговейно преклонив колена над покойницей, он поцеловал ее в очи.

– Милая сестра, – сказал он, – мы исполнили наши обеты.

И после этих слов дух его спокойно соединился с душой сестры, – то был князь Машука. Подле могилы Симона похоронили обоих его детей.

«Добрые люди говорят, что в ту ночь сладко и звучно шептались вокруг родовой церкви и зеленая трава, и густые листья дерев; а к утру расцвели яркие цветы, которых ни прежде, ни после не видали в их стороне».