Мирза-Безюрг искал личного свидания с послом, но Ермолов его не принял и рад был случаю завести с ним ссору, чтобы впоследствии можно было устранить его от участия в совещаниях о возвращении части земель, приобретенных нами по Гюлистанскому трактату.
Аббас-Мирза, конечно, сожалел о происшедшей размолвке и прислал сказать, что охотно примет русского чиновника, если не может видеть самого посла. Отправив советника посольства г. Соколова, Алексей Петрович, рано утром 26 мая, только с одним адъютантом, поспешно выехал из Тавриза, так как для прочих чинов посольства не были готовы лошади. Внезапный отъезд его произвел большой переполох в городе: поодиночке догоняли его те сановники, которые обязаны были провожать его. Едва он остановился на ночлег, в 15 верстах из Тавриза, как к нему приехали три персидских чиновника с письмами от Аббас-Мирзы и его наставника Мирза-Безюрга. Наследный принц благодарил, что Ермолов чрез Соколова объяснился с ним чистосердечно, что он особенно уважает и принимает за истинную дружбу, не терпящую притворства; каймакам же льстил, извинялся и выражал сожаление, что не мог лично видеться с Ермоловым.
«Вероятно, генерал Негри, – писал Безюрг[342]
, – уже довел до вашего сведения, что я вчера намерен был повидаться с вами и просить извинения, но по случаю глазной боли вам нельзя было принять меня, и я полагал, что сегодня вознаградится вчерашняя неудача; но утром в канцелярии моей объявили мне, что вы так были утомлены беспокойствами в эти дни, что не могли даже принудить себя к небольшому труду прощального свидания и, не дожидаясь назначения проводника со стороны моего благодетеля, наследного принца, выехали из города, освободив себя от беспокойства свидания со мною.Хотя мое дервишское (отшельническое) правило требует только вашего спокойствия, но, несмотря на то, я решился отправить к вам почтеннейшего Абдула-бека, чтоб выразить мою грусть, проистекающую от вашего отсутствия, хотя оно освободило вас от неприятности видеть меня.
Я надеюсь в скором времени увидеть вас при высочайшем пороге и беседовать с вами по-дервишски».
Повторяя постоянно, что он дервиш, не имеющий никаких страстей человеческих, равнодушный ко всем почестям, чуждый всяких суетных желаний, Мирза-Безюрг на самом деле «желал с жадностью» заступить место садри-азама, имел гарем, грабежами наживал себе состояние и, не допуская никого воспользоваться доверенностью Аббас-Мирзы, один сохранял над ним неограниченное влияние. Не обладая особенным умом и будучи, по выражению Мазаровича, велик на малые дела, Мирза-Безюрг отличался хитростью, а главное – непримиримою враждою к России.
В бытность Ермолова в Тавризе Мирза-Безюрг уверил его, что шах прибудет в Султанию 2-го числа рамазана. Ермолов сначала торопился ездою, но скоро убедился, что и в этом был обманут кайма-камом. Когда выедет шах из Тегерана и когда приедет в Султанию – никто и ничего не знал, и «вот, в ожидании этих известий, – писал Алексей Петрович[343]
, – проходя от одного места до другого, веду жизнь кочующую. Здесь она никому не кажется странною, ибо все они живут таким образом и, кроме редких весьма городов, в бедных деревнях нет почти пристанища. Персия много выигрывает описаниями иноземцев, и то еще надобно роскошное издание и хорошие рисунки. Г. Мазарович, четыре уже месяца живущий в Тегеране, уведомляет меня, что шах уверен, что я еду с уступкою завоеванных земель. Барон Строганов из Константинополя дает мне знать, что шах сказывал посланному из Порты чиновнику, что он надеется возвратить все потери, войною причиненные. Ваше сиятельство из сего увидеть изволите, что я не самый приятный буду гость у его величества шаха и что не избегну я некоторых переговоров, кои не польстят необузданной его гордости. Впрочем, ваше сиятельство можете быть уверены, что это не повлечет никаких за собою следствий, ибо столько не отчаиваюсь я успеть, чтобы вразумить их, что для собственной их выгоды нужно им быть покойными. Персия не может пренебрегать состоянием тишины, ибо она недалека весьма от того времени, что место ее заступят величайшие беспокойства и пламя раздора охватит ее отовсюду. В короткое пребывание мое здесь я получил всю в том уверенность. Поистине скажу, что одна обычная вежливость заставляет оказывать персиянам некоторое уважение, впрочем, оно не принадлежит им разве из сожаления».