История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6

«С бестолковым народом, – отвечал Алексей Петрович Соколову[349], – мудрено сделать и то, в чем вы успели. Все однако же не то, что бы я хотел, но соглашаюсь потому только, чтоб при первом случае не сделать неприятности отказом и тем более, что церемониал утвержден самим шахом, чего по содержанию первого церемониала предполагать было невозможно. Скажите садр-азаму (Мирзе-Шефи), что я принимаю церемониал и приеду, но только не завтра, а послезавтра, и то если в лагере все готово будет приличным образом. Завтра никак не приеду, в чем можете, ваше превосходительство, поручиться за меня. Возвращаю персидский церемониал с тем, чтобы вы испросили приложение печати, представя, что оный препровожден будет к нашему министерству, для рассмотрения и доклада императору, а то без печати он не имеет достоверности.

С каймакамом (Мирза-Безюргом) избегайте объяснений, вежливым образом обращая разговор на меня, что мне известно, как я был обманут. Хвалите Аббас-Мирзу, чтобы мне не хвалить уже его более. Будьте ласковы с Мирза-Абуль-Хасан-ханом; Абдул-Вехабу окажите отличное уважение и прежде с ним объяснитесь, что мне никак невозможно завтра приехать по причине, что лагерь не готов. Берегите садр-азама (Мирзу-Шефи) из почтения к древности: в антиках и ослы имеют свою цену. Прикажите кому-нибудь позаботиться, чтоб послезавтра приготовлена была провизия в лагере. Стыдно будет в народе, что останемся без пищи: все знают, что у нас нет рамазана (поста)».

В четыре часа пополудни 26 июля русский посол, при многочисленном стечении народа, переехал в лагерь в Султанию, на лошади шаха, под чепраком, шитым золотом и серебром и с изумрудным убором. В то время, когда Ермолов подъезжал к посольской палатке, над нею взвился флаг с русским гербом. На следующее утро Алексей Петрович отправился к Мирзе-Шефи для вручения ему грамоты императора Александра. Садр-азам принял его с необычайною приветливостью и осыпал любезностями; Ермолов отвечал тем же и в знак глубокого уважения назвал его отцом, которому, как покорный сын, обещал быть совершенно откровенным во всех поступках и делах. «Итак, – говорит Алексей Петрович в своих записках, – о чем невыгодно мне было трактовать с ним, как с верховным визирем, я обращался к нему как к отцу; когда же надобно было возражать ему или постращать, то, храня почтение как сын, я облекался в образ посла».

Первые совещания ограничились составлением церемониала для предстоявшей аудиенции у шаха, состоявшейся 31 июля.

С утра этого дня все пространство от посольского лагеря и до шахской палатки, составлявшее около 1000 шагов, было занято персидскими войсками, построенными в две линии. В 11 часов утра приехал за Ермоловым второй адъютант шаха Махмуд-хан и объявил между прочим, что свита посла будет построена в шахской палатке в одну линию. Так как она состояла из 20 человек и половине пришлось бы стоять вне палатки, под открытым небом, то Ермолов потребовал отмены этого распоряжения, заявив, что в противном случае он отправится к шаху только один с переводчиком.

После взаимных пересылок и переговоров было решено всем чинам посольства остаться в палатке телохранителей, куда и отправился Ермолов со свитою и музыкою. Встреченный зятем шаха Аллах-Яр-ханом и другими сановниками, в числе коих находился и Мирза-Абуль-Хасан-хан, Ермолов и здесь не согласился надеть красные чулки и войти к шаху без туфель, но вошел в сапогах, и за особую уступчивость посла было принято то, что шагов за сто от шахской палатки один из лакеев стер пыль с сапог Ермолова[350].

Палатка, в которой происходила аудиенция, была разбита на возвышении, выложенном кирпичом, покрытым сплошь коврами. В углублении ее поставлен был богато убранный трон с подножием, на котором изображен отдыхающий лев. На троне сидел шах в большой короне и парчовой одежде, осыпанной драгоценными каменьями[351]. По правую сторону трона стояли 14 шахских сыновей, а подле них чиновник с блюдом, на котором лежала малая корона. По левую сторону находились 4 гулям-пишхидмета (стража, охраняющая особу шаха и комплектуемая из лучших фамилий), державшие шахские регалии: щит, саблю, скипетр и ковчежец с шахскою печатью.

Предшествуемый двумя советниками посольства, из коих один нес на золотом блюде грамоту императора, Ермолов при входе на площадку сделал один поклон, на средине другой и, наконец, подойдя к палатке, третий.

– Чрезвычайный и полномочный российско-императорский посол, – произнес Аллах-Яр-хан, – предстал пред ваше величество и имеет счастие поднести грамоту своего государя.

– Хошгельди (добро пожаловать!), – отвечал шах, стоявший на троне.

Взяв с подноса грамоту, Ермолов вошел в палатку, а за ним и советники посольства – Негри и Соколов.